Обо всем на свете (СИ)

- Давай уедем, - произношу я сквозь слезы.

День шестой

Сейчас три часа ночи, и мы проходим регистрацию на рейс. Моя подруга думает, что я сошла с ума. Честно говоря, я и сама так считаю. Белла перед вылетом позвонила Алексу, и он встречает нас по прибытию.

Я обнимаю его, как только вижу. Он такой родной, стабильный и совсем не вызывает во мне страха или опасности. Как и других чувств тоже. Но я стараюсь заглушить в себе эти мысли. В эти минуты мне нужна его поддержка. Я цепляюсь за Алекса, как за спасательный круг. Поэтому позволяю ему поцеловать себя, отвезти домой, раздеть, смыть с себя при помощи его рук пыль от дороги и напряжение, а затем лечь с ним в постель. Алекс нежный любовник, и знает, как доставить мне удовольствие. Но после страны Пустынь, его прикосновения кажутся мне пресными и опостылевшими.

День седьмой

Пока Алекс спит, я собираюсь и покидаю его квартиру. Я уже все для себя решила, и написала ему об этом в письме. Я знаю, что причиню ему невыносимую боль, но я обязана это сделать. Иначе в будущем все станет только хуже.

День тридцать восьмой

Практически не выхожу из дома уже месяц. Мне не хочется есть, не хочется никого видеть. Я постепенно увядаю, но мне до сих пор тяжело понять причину таких изменений. Разве можно назвать эти разрушительные чувства любовью? Почему мне так плохо от его отсутствия? В первые две недели мне было так плохо, что пришлось взять больничный на работе, а потом я и вовсе уволилась. На звонки друзей я перестала отвечать после того, как покинула дом Алекса. А с родителями разговариваю не часто. Они не знают, никто ничего не знает. Все продолжают верить, что все хорошо. Как все слепы.

День сороковой

Кажется, я переусердствовала с голодовкой. Иначе зачем меня было везти в больницу на скорой. В меня вставляют какие-то провода, берут анализы. Но мой мозг уже не работает, мне абсолютно плевать, что со мной происходит и будет происходить. Я даже не против смерти.

Мой сон тревожен, я вижу Дарио, он улыбается мне, но я чувствую, что мне не дотянуться до него. В этот миг мне становится плохо, воздуха не хватает. Я снова чувствую себя во власти песков, которые душат, забивая мои легкие.

- Мисс Хаук, - какой-то голос дает мне возможность вынырнуть из очередного кошмара.

Я открываю глаза, но тут же закрываю их. Мне слепит яркий свет ламп в больничной палате. Я уж надеялась, что уже умерла.

- Как вы чувствуете себя?

- Уставшей, - мой голос похож на хрип.

- На ваше восстановление понадобится много времени, - говорят мне.

Хочу ли я восстанавливаться, отнюдь.

- Почему вы пытались покончить с собой?

Какой глупый вопрос.

- Когда человек не хочет жить, по-моему, это очевидно, что выход один.

- Да, но вы могли обратиться за эвтаназией.

Я фыркаю.

- Слишком длительная процедура.

Доктор кивает мне.

- Да, вы правы. Тем более что с вашей беременностью, вам бы не дали согласия.

Я распахиваю глаза и наконец смотрю на свою собеседницу.

- Беременность?

- А вы не знали? – мы обе смотрим друг на друга с удивлением.

Я сглатываю комок и задаю вопрос снова.

- Я жду ребенка?

Лица женщины мрачнеет. Нет, пожалуйста.

- Ваш организм был сильно истощен, когда вас привезли к нам, - видно, как ей тяжело говорить, - и потеря крови положительно не сказалась. Вам еще повезло, что вас вовремя доставили…

Я не хочу все это слушать. Разве я заслуживаю эту жизнь, когда сознательно пыталась убить сразу двоих, и у меня это практически получилось.

- Я хочу подать документы на эвтаназию, - перебиваю я доктора.

Она смотрит на меня, как чокнутую. Видимо так и есть.

- Вам не дадут разрешение, пока вы не пройдете проверку на вменяемость.

Глава 4

День девяносто седьмой

Пришлось пройти принудительное лечение. Не скажу, что готова начать жизнь заново. Поэтому пока все стоит на Паузе. Я перестала стесняться курить при знакомых. Мне плевать, на все плевать. Меня мучают кошмары, где мой не родившийся ребенок осуждает меня, молча. Это единственное, что мучает меня и коробит. Я не думаю о Дарио, стараюсь всеми силами, и вроде бы у меня даже получается это. Я глушу воспоминания, пытаюсь убедить себя, что произошедшее не настолько существенно, чтобы так влиять на меня. Этому меня учили в психушке. Мне внушали, что от людей, которые плохо влияют на нас, надо избавляться. Но от мыслей об этих людях избавиться тяжело.

Поэтому «Здравствуй, выпивка!» Я прихожу в этот бар уже недели две, а может и три. Не хочу думать о времени. Я прожигаю его. Мыслей о суициде все меньше, тяжело было видеть лица родителей, после того, как они пришли в больницу меня навестить. Туда пришла и Белла. Она дала мне пощечину и сказала, что я не имела никакого права оставлять свою семью вот так. Затем обняла меня и расплакалась. Спрашивала, как такое могло случиться. Я и сама не знаю, но и рассказывать я была не готова. Да и сейчас не готова.

И вот я сижу в баре, напиваюсь. Зачем он появился именно сейчас? Когда я, как мне казалось, уже начала отходить. И даже делала какие-то шаги по восстановлению в этой жизни. Даже сделала уборку пару дней назад в своей квартирке. И вот «Получите!» Новогодний подарок прибыл.

Я смотрю на Дарио с укором.

- Что тебе нужно?

Он растерян, похоже, сам не понимает, что он здесь делает.

- Не мог больше выносить твоего отсутствия, - наконец ответил он.

Я собираюсь покинуть бар, мне не за чем выслушивать его речи, но неловкое движение опьяневшего мозга ломает мою координацию, и я почти падаю. Меня вовремя ловят сильные руки. Даже в нетрезвом состоянии я чувствую проходящий по телу ток от его прикосновений. Мне становится невыносимо больно, и я отталкиваю Дарио.

- Не трогай меня!

День девяносто восьмой

Кажется, в этот момент я отключаюсь. Не помню, как оказалась в постели. Учитывая, что она не моя. Я в гостиничном номере, и меня снова уносит в воспоминания о стране Пустынь. Так, стоп! Я не должна об этом думать. Хотя бы не сейчас.

- Ты проснулась, - Дарио заходит в спальню, в руках у него поднос с едой. И во мне просыпается аппетит. Он видит с какой жадностью я уставилась на свежий хлеб, запах которого в миг разносится по комнате.

Он улыбается и ставит поднос передо мной. Присаживается рядом, а я хватаюсь за варенье и размазываю его по тосту. Дарио протягивает руку и касается моих волос, я вздрагиваю. Не уверена, что хочу его прикосновений.

Мы сидим в тишине, я поглощаю завтрак, а он не спешит затевать разговор, и я благодарна ему за это. Хотя в какой-то момент я не выдерживаю. Ставлю поднос на прикроватный столик, но посмотреть ему в глаза не решаюсь. Я знаю, каким эффектом они обладают.

- Зачем ты приехал? – я вожу пальцами по покрывалу.

- За тобой, - я слышу улыбку в его голосе.

И вот я уже смотрю на него. Его волосы отрасли еще больше, появилась легкая щетина. Но глаза по-прежнему горят, они глубоки, хотя в них и плескается тоска. На нем обычная одежда – джинсы и футболка, он выглядит, как совершенно обычный парень. Но мы оба знаем, что обычный парень не разрушил бы мою жизнь буквально до основания.

- То есть ты вот так взял, - мои руки изображают какой-то непонятный жест, - и решил все за меня?

Взгляд Дарио задерживается на чем-то, он резко хватает меня за руку.

- Что это еще такое? – я замечаю шрамы на запястьях. – Как ты могла, Фрида?

Он злится, а у меня на глаза наворачиваются слезы. Его настроение меняется, и он прижимает меня к себе.