Западный край. Рассказы. Сказки

Но тут и сам вспомнил, что даже в городском универмаге давно нет стекол. Ведь их везут сюда от самого Ханоя, в корзинах, связками, обернутыми соломой. Но при разгрузке в Иене хрупкие стекла лопаются и бьются; хорошо, если из сотни уцелеет десяток. А вот частники носят на продажу сюда, в горы, ламповые стекла на коромыслах, и ни единого не разобьют по дороге. А потом, хоть они и заламывают втридорога, волей-неволей все идут за стеклами к ним. И он — в который уж раз — подумал: «Надо бы поскорее открыть в Финша хороший магазин, чтоб был любой товар, на выбор».

И еще мелькнула мысль: «Может, Панг не зажигает лампу оттого, что керосин здесь великая ценность. Много ль его у них? А ведь раньше больных растирали керосином, как драгоценным бальзамом…»

Невдомек ему было, что на самом деле в Наданге не зажигают ламп оттого, что прошла молва, будто в керосине Правительства сидит злой дух. И даже Панг не решался пользоваться лампой. У него ведь болел ребенок… Нгиа и в голову не приходило, что Панг просто не осмелился сказать ему правду, боясь загубить малыша…

— Как соседи, вдоволь купили соли и керосина? — снова спросил Нгиа.

— Вдоволь, — ответил Панг.

Больной ребенок заплакал в углу. Панг с женой подошли к нему.

Нгиа спустился в подпол, притащил на плече охапку хвороста и подбросил веток в очаг. Старший мальчик, выронив пустую чашку из-под похлебки, крепко спал, пригревшись у очага.

Малыш вскоре утих.

— Что, народ сейчас очень занят? — спросил Нгиа.

— Да, вся деревня на прополке в поле.

— Ну а сумеем мы провести собрание?

Панг сперва заколебался, но потом, подумав, сказал:

— Ясное дело, созовем людей и проведем.

— Значит, соберемся завтра, — обрадовался Нгиа. — А я пока тут у вас осмотрюсь. Я ведь впервые в Наданге.

Они обсудили, как организовать собрание. Насущные дела и вопросы, о которых Нгиа думал всю дорогу, сейчас вдруг сложились в стройную систему, и он принялся излагать все по порядку. Нгиа почему-то очень волновался и ни разу не взглянул на Панга. А Панг молча слушал его, и на душе у него было тревожно. Наконец он встал, взял на руки больного малыша — тельце ребенка бессильно обмякло, — и Панг еще пуще встревожился.

Нгиа же весь сосредоточился на завтрашнем своем докладе. Едва приехав в Наданг, он сразу понял, как трудно живется здесь людям, да и самому старосте, видно, приходится нелегко. Верно говорил тогда Панг на совещании. Но у Нгиа был на все свой взгляд и своя метода. «Эти проблемы, — думал он, — лучше решать постепенно. Во-первых, дам знать Тхао Кхаю, он должен вылечить младшего сына Панга. В этом году, пожалуй, пора создать в Наданге бригаду трудовой взаимопомощи. Со временем бригады взаимопомощи перерастут везде в кооперативы. К концу года в Финша непременно откроется магазин. Жизнь пойдет на новый лад. Только всему свое время…» Нгиа верил: добрые дела, начатые Революцией ради счастья народа, придутся людям по душе. И он, преисполненный оптимизма, не замечал тревоги и смущения Панга.

Но Панг беспокоился не зря. Конечно, ему было понятно и близко все, о чем говорил Нгиа. Он и сам мечтал о новой счастливой жизни и не жалел сил, чтобы приблизить ее приход. Давно, еще в юности, Панг решил: «Раз я из Хуоика, мой долг идти за Революцией…» Вскоре после Освобождения председатель Тоа спустился в Наданг и объявил: «Теперь мы с вами — хозяева страны!» Многие тогда заколебались. Ходили упорные слухи, будто в Мыонглай [49], по ту сторону границы, тэй по-прежнему убивают людей. А многие слышали, как начальник форта, удирая за границу, пригрозил: «Знайте, я ухожу ненадолго, мы скоро вернемся. И всех, кто примет сторону Вьетминя [50], вырежем — от мала до велика». Но Панга это не поколебало: раз Революции нужно, он стал старостой в Наданге.

Но он давно уже слышит, как земляки говорят:

— Живем под Правительством который год, а какая она, новая власть, не ведаем. Кроме Панга, никого и в глаза не видели.

А кое-кто и побаивался:

— А ну как воротятся тэй, кто нас от них защитит?

Панг не сразу находил, что им ответить.

— Нет, видно, худо дело, скоро нам всем конец! — говорили люди.

Он бранил маловеров на чем свет стоит. Но когда у него самого заболел ребенок, пришел сосед и сказал:

— Вот видишь, ты пошел в старосты, оттого и дитя твое хворает.

Панг отругал его.

Но ребенка изводила жестокая хворь.

Иногда Панг и сам поддавался сомнениям. Слухи, они ведь как капли, что долбят камень. Вон поначалу соседи нарадоваться не могли на купленную соль и керосин; но через день-другой восторги поулеглись. Бог весть откуда пошла молва, будто в том керосине — злой дух. Тайные недруги угрожали односельчанам всякими бедами. Злые голоса — а они доходили, само собой, и до Панга — нашептывали: «А ну как заявятся американцы и найдут у нас эту соль и керосин да притянут к ответу, ищи тогда Правительство, чтоб заступилось за нас…»

— Да ведь Правительство — это я, и ты, и он! Правительство — это народ! — кричал староста.

Но он был не мастак на объяснения и потому мечтал дознаться у кого-нибудь об этих мудреных делах. Да только кого расспросишь здесь, в Наданге, а до Финша, к председателю Тоа, как-никак больше дня ходу.

В тот вечер Панг созвал на собрание всех, кто жил близ устья Наданга. Люди, прежде никогда не встречавшие Нгиа, спешили пожать ему руку. Ясное дело, когда человек спозаранку уходит на промысел и весь день остается один в мрачных лесных чащах, его одолевают сомнения и страхи. Но сегодня, сойдясь на собрание, люди впервые поверили в себя и в свои силы.

— Вы к нам по делу, товарищ Нгиа? — спрашивали одни.

Другие радовались:

— Наконец-то и к нам опять заглянул партиец!

— Вот здорово! Товарищ Нгиа пришел к нам, в Наданг!

— А говорили, что все вы ушли на равнину, заделались там большими начальниками и больше никогда не вернетесь в горы.

— Дурные люди болтают всякое, — улыбнулся Нгиа. — Ну да хватит об этом…

Он начал свою беседу: говорил о строительстве новой жизни на Севере, о том, что в горных районах все вступают в бригады трудовой взаимопомощи и кооперативы, а это — первые шаги к социализму. И всем этим руководит Правительство. А на Юге, — говорил он, — народ борется против американских империалистов за освобождение родной земли… Теперь, — продолжал Нгиа, — давайте поговорим о наших задачах. Что же нам с вами предстоит сделать?..

Перед Нгиа сидело десятка два человек — вся деревня. Они молча внимательно слушали. У Нгиа дрогнуло сердце — он вспомнил, как ел вчера вечером похлебку из май с цветами банана в доме у Панга. Разве забудешь, как староста одной рукой держал лучину, чтобы было светло, а другой черпал из котелка варево, наполняя плошки.

В войну партработники разъясняли: «Мы все должны бороться, чтоб отвоевать нашу землю». И люди верили им беззаветно, трудились и сражались с врагом. Теперь же, когда вся страна свободна, народ ждет ответа на другие вопросы: «Какая нас ждет впереди работа? Какие планы у Правительства?»

«Священные идеалы, за которые мы воевали и приносили жертвы, — думал Нгиа, — воплощены в жизнь, стали реальностью, зримой реальностью. Враг изгнан. И теперь Революция требует от каждого из нас — и от меня в том числе — насущных конкретных дел».

Немало прожив среди простых людей и провоевав бок о бок с ними почти всю войну, он хорошо понимал их запросы и чаянья и потому дал согласие, когда ему предложили снова вернуться в горы налаживать там торговлю.

Сколько здесь предстояло горячих дел! Он знал: работать в социалистической торговле — это совсем не то, что быть торгашом, умеющим лишь подсчитывать барыши да набивать мошну. Сейчас главная его цель — помочь людям объединиться, научить их работать сообща и вместе одолевать лишения и беды… Надо, чтобы люди не маялись, как Панг, освещавший вчера лучиной их скудный ужин… Чтобы в каждом доме появились добрые лемехи и мотыги, чтобы люди навсегда осели на хорошей земле, объединились в кооперативы и зажили сытно и изобильно. Тогда они смогут помочь освободить и Юг…