Ты не заключивай дверь...

- Что ты, что ты, маленькая... - Егор опустился на колени, извлёк из кармана не первой свежести платок. - Ну, не плачь, ну их всех к лешему с холодными руками. И мамку твою туда же... Послушай, маленькая, давай жить вместе? Ты и я. И всё! И больше нам никого не надо! Я буду хорошим папой. Я брошу пить водку... и курить брошу... Я завтра же пойду искать работу... буду каждый день мыться...

Светланку душили слёзы. Егор взял её на руки и, прижимая к груди, стал ходить по комнате. Он говорил, что пойдёт на работу, а она в садик, вечером он будет приходить за ней, и они будут домой идти через парк, где живут белки и дрозды...

Светланка задремала, всё ещё всхлипывая, но Егор не спешил положить её на кровать, потому что сейчас он, будто окунулся в блаженство, незнакомое, всепоглощающее. Одна пьянчужка сказала ему: "У тебя нет сердца, только холодный серый асфальт..." И вот сейчас Егор с болью чувствовал, как асфальт раскололся и в щель просунулся скрюченный бледно-зелёный росточек и, по мере его выпрямления, исчезала, растворялась боль в сладкой истоме. Всё вокруг, до сих пор мёртвое, спящее, проснулось, ожило, наполнилось дивными запахами и нежной свежестью. Егор даже на мгновение задохнулся, потерял сознание и вес, и, будто семечко одуванчика, подхваченное ветерком, тёплым, ласковым, полетел, полетел...

Наконец, он решился положить девочку на кровать. Светланка вздрогнула, приоткрыла глаза и, вновь проваливаясь в сон, вздохнула:

- Ты не заключивай дверь: может, она придёт...

Егор понял, что Светланка сквозь пелену сна увидела своего папу и подумала о "ней" - мамке. Егор зло, с удовольствием, послал в их адрес пару ласковых выражений из зэковского репертуара. Вытер платком слёзы на щеках девочки, с необъяснимой трепетностью поправил упавшие на лицо прядки давно немытых волос.

- Спи, маленькая. Понимаешь, ну их всех к... Мы ещё заживём с тобой, о-го-го!

Часа два Егор парился и скоблился в ванной, затем перестирал всё грязное в квартире. Хотел и с девочки снять засаленный костюмчик, но передумал, опасаясь разбудить. Потом, когда проснётся.

Ничего, маленькая, уломаю твою мамку, стервозу, на фиктивный брак, удочерю тебя, и пусть катится ко всем чертям. Да и папке твоему моську надраить не помешало бы...

Долго смотрел на себя в зеркало, чистого, помолодевшего, незнакомого. Довольный, усмехнулся, щёлкнул отражение в нос:

- Ах ты, чертяка! Жить-то как хотца по-человечески!