Незабудки (Рассказы)

— Начал ты с того, что лошадь, мол, глупа, глупее некуда. А все твои истории другое доказывают: вовсе она не глупая.

— Рябчик, к примеру, далеко не дурак. А уж хитер до чего, мерзавец! Вздумай он затоптать конюха копытами, его враз бы пристрелили, хоть он и племенной жеребец. Но он того злодея копытом не тронул! Прижал его к стенке «ненароком», оплошал, дескать, с кем не бывает! Слыхивал ты про такое?.. А теперь стал как шелковый. Девчонку эту, что к нему приставлена, издалека по шагам узнает. А может, в щелку видит, как она к конюшне идет, — бог его знает. Но только ее почует, заржет, как молоденький жеребчик. И ведь девчонка, и делом не бабьим занимается. Потому как я считаю, баба должна цыплят кормить, а лошади пусть не касается, в особенности какая с норовом. Но теперь, вишь ты, новая мода пошла, да и жеребец под ее рукой ухоженный стал, гладкий, шерсть лоснится — что правда, то правда.

— Девчонка на конюшне работает или мужик — неважно; лошади без человека не обойтись.

— Потому я и говорю, что она глупая.

— Не глупее человека или машины. Как ты ее ни хвали, а машина крутится, вертится, покуда в железный лом не износится. Потом из железного лома новую машину делают, а от человека идет другой человек.

— Это верно. Однако же и я правильно их по уму расставил… Взгляни, как бы там наш уголь не вспыхнул!

Андраш собрался было выйти, когда в открытую дверь хижины вбежала собака.

— Ба, да никак это Найда! — удивился Мишка.

Собака направилась прямо к чужаку и уткнулась носом в его колени, взглядом ища его взгляда.

— Евсей возвращается, — заключил Мишка. — Видать, ночью комаров кормил.

Он бросил собаке корку хлеба. У старика были плохие зубы, и хлебные корки он складывал на подоконнике, копя их для собственной собаки.

Чужак погладил Найду по голове и, ни слова не говоря, пошел к угольной куче. Покончив с делом, он вернулся и лег на лавку у стены. Собака забилась под лавку.

Прошло минут десять, и перед домом появился Евсей — тяжело отдуваясь, с покраснелой, распухшей от комариных укусов физиономией.

Он свалил у крыльца связку новехоньких светло-желтых туесов. Было их не меньше дюжины, причем один литра на четыре, но даже самый маленький вместимостью побольше литра. Евсей вошел в дом и поздоровался. Огляделся по сторонам и, лишь когда глаза его привыкли к полумраку, увидел лежавшую под лавкой Найду. Подойдя, он злобно пнул ее ногой.

— За что ты ее так? — вскинулся Мишка, который никогда не бил ни лошадь (глупую животину, как он только что доказывал), ни собаку; разве что шлепнет разок ладонью, да и то изредка.

— Чтобы не шлялась незнамо где, — буркнул Евсей.

— Конечно, ежели так рассудить, собака твоя… — проговорил Мишка. И, пожав плечами, добавил: — А ежели рассудить по-другому, то божья тварь.

— Я ей покажу божью тварь! Я над ней хозяин, как над лошадью, над свиньей или коровой.

— Никто тебе не перечит, — примирительным тоном заметил Мишка.

— Ей все одно до зимы не дотянуть, — решительно заявил Евсей. — Дождусь, пока она ощенится и выкормит кутенка, пока шкура линять перестанет и к зиме пушистая сделается. А там на рукавицы пойдет либо на воротник к полушубку, — сказал он, обращаясь к Найде.

— Ведь собака понимает, что вы ей говорите, — не выдержал чужак.

Все трое невольно посмотрели на Найду и почувствовали: собака понимает, о чем они говорят.

Искусанная комарами физиономия Евсея побагровела пуще прежнего. Он обливался потом, будто только что выскочил из парилки.

— Черта лысого она понимает! — сердито огрызнулся он.

— Ведь ты сам сколько раз твердил, что собака твоя из умниц умница и все как есть понимает, — без тени насмешки упрекнул его Мишка.

— Ясное дело, понимает, когда ее кличешь или велишь принести поноску. Или голос подавать запрещаешь. Но это не значит, будто у нее ум, как у человека.

— Конечно, не как у человека. Иначе она бы ожесточилась, — вставил чужак.

— Да я и сейчас скажу, что Найда умная. Будь на ее месте щенок неразумный, так я бы и наказывать не стал: какой с него спрос? А Найда свой урок получила за то, что вперед убежала… Она и сама знает, что провинилась. Верно, Найда?

Собака, все это время ждавшая возможности убраться восвояси, улеглась на пол и жалобно заскулила. Мишка отвернулся, не в силах видеть сильное, красивое животное с набухшими сосцами, униженно скулящее на полу.

— Смотри у меня! — с угрозой прикрикнул на собаку Евсей. Затем, обратясь к углежогам, хладнокровно пояснил: — Видали? Все понимает, только сказать не может.

— Может она сказать, — резко возразил чужак. — Просто вы не понимаете, что она говорит.

— Ты, что ли, понимаешь?

— Не смейте мне «тыкать»! — Чужак не повысил голоса, лишь ближе подступил к Евсею.

Мишка поднялся с места. Удивленно смотрел он на чужака, впервые видя его вышедшим из себя.

Шутливые подковырки Мишка любил, зато ссоры терпеть не мог. А тут явно назревала ссора, и дело, пожалуй, могло дойти до рукопашной.

Однако Андраш вдруг резко сменил тон. Хрипло, почти шепотом он добавил: — Найда просит не бить ее, потому что она со щенками.

— Просит не бить? — с неестественным, злым смехом переспросил Евсей. — А может, и еще чего говорит? — Он повернулся к собаке. — Ну-ка, Найда, скажи нам, завезут сегодня в сельмаг курево?.. Отвечай, когда спрашивают! — заорал он и вновь пнул собаку ногой.

Мишка бросил на чужака возбужденный взгляд. «Не осрамись, дай сдачи», — яснее ясного говорил этот взгляд. Только что оба спорщика вызывали его неодобрение, теперь же противен был один Евсей.

— Выходит, этого она не знает? — обратился Евсей к чужаку.

Тот открытым ртом ловил воздух, делая глубокие вдохи, очевидно, пытался таким путем подавить приступ гнева.

— Не знает, — спокойно, чуть ли не примирительным тоном отозвался тот. — Ведь этого и вы не знаете. Зато она поняла, что вы перед этим сказали, и просит не убивать ее. — И как бы уже от себя добавил: — Жаль губить ее ради шкуры.

— А ты, значит… хотя такое обращение не по душе вашей милости, — голос Евсея от злобы сделался совсем тонким, — вы для этой паскудной твари заступником заделались? Небось и это она говорит?

— Нет. Она говорит другое. — Чужак отвечал ровным тоном, хотя лоб его хмурился. — Она просит меня стать ее хозяином.

Все трое взглянули на собаку. Найда поднялась и робко, нерешительно направилась было к чужаку.

— Найда! — взревел Евсей.

Собака снова улеглась на пол.

— Продайте мне собаку, — тихо, миролюбиво проговорил чужак и загородил собою Найду, чтобы Евсей не смог ударить ее.

— Не отдам!

— Я заплачу.

— Да? И сколько же дашь?

— Меру пшеницы.

— Ну давай выкладывай! — презрительно усмехнулся Евсей.

— Вам ведь известно, что я работаю за трудодни. Но перед свидетелем говорю: по осени обязуюсь расплатиться. Уж меру-то зерна наверняка заработаю.

— Соглашайся, Евсей, — вступился за товарища Мишка. — Он отдаст, не обманет. Я за него ручаюсь. Ну? — И он повернул руку Андраша ладонью кверху, как принято на ярмарках при заключении сделки. — Давай, Евсей, по рукам! Такого дурного покупателя не скоро сыщешь, — и он доброжелательно улыбнулся чужаку. — За меру пшеницы две самолучшие шкуры купить можно.

Раскрытая ладонь чужака была выжидательно протянута Евсею.

— Нет! — отрезал Евсей и перевел взгляд на лежавшую позади Андраша Найду. Рукавом пиджака он утер пот со лба, повернулся и подошел к распахнутой двери.

— Ну, нет так нет! — сказал Мишка и смахнул со стола остатки завтрака: кожуру от печеной картошки.

— Раз отказываешься от меры зерна, — проговорил чужак, — тогда знай наперед, что Найда теперь моя собака. И она это знает. — Чужак присел на корточки и тихо позвал: — Найда.

Собака, дрожа всем телом, поползла к нему.

В этот момент Евсей резко обернулся и, вытащив из-за пояса бечевку, накинул петлю на шею собаки. Та покорно поднялась. Евсей пристегнул ее к поводку.