Мысль

ебую. Прежде всего я врач и знаю, что делаю, и затем, если мне будет отказано, я приму решительные меры. Я две ночи не спал и вовсе не желаю сходить с ума. Я требую, чтобы мне дали хлораламиду. Я этого требую. Это бесчестно - сводить с ума.

ЛИСТ ПЯТЫЙ

После второго припадка меня начали бояться. Во многих домах передо мною поспешно захлопывались двери; при случайной встрече знакомые ежились, подло улыбались и многозначительно спрашивали:

- Ну как, голубчик, здоровье?

Положение было как раз такое, при котором я мог совершить любое беззаконие и не потерять уважения окружающих. Я смотрел на людей и думал: если я захочу, я могу убить этого и этого, и ничего мне за то не будет. И то, что я испытывал при этой мысли, было ново, приятно и немного страшно. Человек перестал быть чем-то строго защищаемым, до чего боязно прикоснуться; словно шелуха какая-то спала с него, он был словно голый, и убить его казалось легко и соблазнительно.

Страх такой плотной стеной ограждал меня от пытливых взоров, что сама собою упразднялась необходимость в третьем подготовительном припадке. Только в этом отношении отступал я от начертанного плана, но в том-то и сила таланта, что он не сковывает себя рамками и в сообразности с изменившимися обстоятельствами меняет и весь ход битвы. Но нужно было еще получить официальное отпущение грехов бывших и разрешение на грехи будущие научно-медицинское удостоверение моей болезни.

И здесь я дождался такого стечения обстоятельств, при котором мое обращение к психиатру могло казаться случайностью или даже чем-то вынужденным. Это была, быть может, и излишняя тонкость в отделке моей роли. Послали меня к психиатру Татьяна Николаевна и ее муж.

- Пожалуйста, сходите к доктору, дорогой Антон Игнатьевич,- говорила Татьяна Николаевна.

Она никогда раньше не называла меня "дорогим", и нужно мне было прослыть сумасшедшим, чтобы получить эту ничтожную ласку.

- Хорошо, дорогая Татьяна Николаевна, я схожу,- покорно ответил я.

Мы втроем - Алексей был тут же - сидели в кабинете, где впоследствии произошло убийство.

- Да, Антон, обязательно сходи,- авторитетно подтвердил Алексей.- А то наделаешь чего-нибудь такого.

- Но что же я могу "наделать"?- робко оправдывался я перед своим строгим другом.

- Мало ли чего. Голову кому-нибудь прошибешь.

Я поворачивал в руках тяжелое чугунное пресс-папье, смотрел то на него, то на Алексея, и спрашивал:

- Голову? Ты говоришь - голову?

- Ну да, голову. Хватишь вот такой штукой, как эта, и готово.

Это становилось интересно. Именно голову и именно этой штукой намеревался я просадить, а теперь эта самая голова рассуждала, как это выйдет. Рассуждала и беззаботно улыбалась. А есть люди, которые верят в предчувствие, в то, что смерть заранее посылает каких-то своих незримых вестников,- какая чепуха!

- Ну, едва ли можно сделать что-нибудь этой вещью,- сказал я.- Она слишком легка.

- Что ты говоришь: легка!- возмутился Алексей, выдернул у меня из рук пресс-папье