Сто лет полуночества

Юлькина любовь

Затерялась где‑то Юлькина любовь. В каких краях? Надолго ли? С синими глазами, с волчьим страхом бродит по белу свету. Чего‑то ищет. А Юлька ждет.

Вспоминаю, как смеялась она, хрустальным звоном переливался голос, и блестели, огнем горели её глаза. Парни сходили с ума, сворачивали шеи, провожая взглядом статную красавицу. И, сидя на первой парте, с важностью красила она свои ноготки. Заглядывала в глаза преподавателю, кивала головой, задавала вопросы и продолжала наносить блестящий лак на очередной ноготок.

"Хочу, хочу быть знаменитой и сделать карьеру! Только карьера — и ничего больше", — спорила она с подругами и бегала по дискотекам, в шумной толпе студенток выделяясь озорной красотой своей.

А потом разом рухнуло все. И пропала Юлька. Осталась только серая тень с потухшими углями вместо глаз. Выстроив вокруг себя стену бетонного отчуждения, отгородилась она от мира. Никого и ничего не замечала, ступая по какому‑то своему замкнутому кругу. Ни улыбки, ни смеха, ни даже слова. Боль и злость внутри поселились, горькая обида душу иссушила. Молчит Юля. Таится. Одна. Сама так захотела.

А мужчины… Они все так же глядели вслед, да только ей это ни к чему. Затерялась Юлькина любовь где‑то… И ночами, плача в подушку, проклинала она и себя, и жизнь–тоску паскудную, и Бога, который про неё забыл.

Она подняла руку.

— Можно с Вами поговорить? — словно выкарабкиваясь из трясины загнившего болота, все выше и выше тянула руку, пробуждаясь от болезненного сна.

— Ты что‑то хотела, Юля?

— Можно с Вами поговорить?

Студенты перестали писать, застыв над своими заданиями в недоумении и любопытстве.

— Конечно, — удивленно ответила Ольга Ермолаевна.

— Прямо сейчас… можно?…

О чем могли говорить преподаватель и ученица? В узком коридоре института, под мерную диктовку юридических постулатов, под рассказы об исторических сражениях, под любопытствующие взгляды снующих мимо студентов и преподавателей. Только камень, лежавший на сердце так долго, рассыпался на песчинки. И хлынули потоком слезы. И слова.

— Что же это… что это со мной? Нет больше сил жить. Все время слезы, все время тоска. Может, это порча? Или сглаз? Как Вы думаете? А если сходить к гадалке…

— Ты лучше в церковь сходи…

— Да, да, — горячо перебила Юля, — я ведь месяц назад ходила. Плакала там, и как‑то на душе полегче стало, светло…

— Что, с кавалером поссорилась? — вынырнула из‑за спины декан факультета, с любопытством разглядывая размазанную по лицу тушь. А студентка улыбнулась в ответ. По–настоящему. Не вымученно — правильным оскалом, а той, давно позабытой улыбкой, когда заиграли ямочки на щеке и озорно вспыхнули глаза.

О чем могли говорить преподаватель со своей ученицей? О том, что маме не расскажешь, а подруга не поймет. О том, что в 19 лет болит душа от жизненных разочарований и потерь. А любовь… Любовь опять разрывает тебя в клочья. Вот и собираешь себя потихоньку, склеиваешь, сшиваешь.

Молодость. Прекрасная пора надежд и ожиданий. Да, там впереди маячит кораблик с алыми парусами. И успех, и слава, и счастье ждет тебя, и… Спотыкаясь о первый барьер, падая, откуда, казалось бы, невозможно упасть, — чувствуешь, что приходит отрезвление.

Жизнь не так разноцветна, как пишут в книгах и показывают в фильмах. Жизнь — это выживание в серо–коричневых немарких тонах. И каждый день безысходно похож на предыдущий. И каждый день душа наполняется отчаянием и страхом. Ожидание той самой любви приводит к злым слезам сквозь стиснутые зубы.

Поиски, надежды, мечты… Одиночество внутри себя. Пустота, наполняемая злостью: "Почему у меня не так, как у всех? Что со мной? Кто я?".

Молодость. Как быстро она проходит. Скорей бы она прошла…

Затерялась где‑то Юлькина любовь. В ней самой затерялась. Да только Юлька того не знает.

Зазеркалье двух Алис

Ты пожелала сладких снов плюшевому медвежонку?

Ты обручилась с ночью, доверив ей свои секреты?

Доверилась. В который раз. Распахнуты наивные глаза, хлопают, как бабочки, ресницы.

Доверилась. А она, несносная, разболтала их повсюду.

Сон в летнюю ночь закончился. В радиоэфире — тишина. Такая долгая и страшная. Тишь. Она оглушает своей безнадежностью. А может, просто заснул ди–джей, передавая очередной привет Кузе из 10 "Б"? Ну почему, почему молчит радио?

Олеся — Алиса. Фарфоровая кукла. Ты в стране чудес. В стране своих снов и мечтаний под гипноз музыки Линды или Гостей из очень далекого будущего. В Зазеркалье грустит твое отражение. Но это не ты. Не ты.

Монетка с двумя сторонами — орел или решка…

Фарфоровая кукла или канатная плясунья… Раздвоенный образ кидается на стены и сводит с ума. Он один, помноженный на себя самое. А может, их все‑таки двое… Олеся. Ещё одна. В глаза насыпали звездной пыли. Трогательно–наивные мечтательницы. Только одна тщательно скрывает свои слезы и мечты, выставляя напоказ колючие шипы, а другая — краснеет от любого слова, кокетливо стесняясь пунцово–персиковых щек.

Сестры? Подруги? Нет. Каждая сама по себе. Стойкий оловянный солдатик в вечном поиске истины и девочка–паж, любимое дитя таинственной Луны.

Сочетая в себе и ранимость души, и умение витать в облаках, и детские комплексы — они так беззащитны перед этим серо–цементным миром… и сильны.

Алиса, эй, Алиса, ты в стране грез. Не веришь? Это зеркало искажает твой образ. В мутном отражении сверкают чьи‑то глаза — темные и светлые. Кто же она на самом деле, эта девочка–кукла с колючим взглядом исподлобья?

Снова на поиски истины вышвырнет её яростной волной. В легких — морская пена, ступни изрубит острая галька вперемешку со стеклом, ураганный ветер опрокинет на колени, согнет своей властью. И в сотый раз истина захлопнет перед ней дверь, мучительно испытывая на прочность хрупкое сердце. Сгибаясь вдвое от боли, молча, в гордом одиночном плаванье (даже захлебываясь), она не крикнет: "Помогите!". И не свернет с той самой дороги. Может, оступится, но не свернет. Как бы хлестко, словно отбивая жестокую чечетку, ни била по лицу жизнь.

Где же эта волшебная страна добра и справедливости? Там каждый в ответе за тех, кого приручил. Там нет пошлости и предательства. Там, в стране юных грез и надежд, на радиоволнах мечтаний, тебе, Алиса, никогда не причинят боль. И только кривое зеркало покажет, что ты снова ошиблась. Ведь ни в вине, ни в горячем дыхании страсти, ни в творческом порыве ты не найдешь её — Истину. Потому что слишком мал путь, по которому пришлось идти.

Пыль дорог прогорклостью осядет в душах. Гневная зима закует сердца в ледяные оковы. Сколько испытаний еще выдержат Олеся одна и Олеся другая, две одиноко бредущие путницы. Всегда каждая сама по себе. Наивные любительницы кустарного волшебства радиоволны, увидевшие свои мечты в отражении кривых зеркал.

Проекция образа

Плывя по реке жизни, попадая в водовороты и подводные течения, плывя, пока хватает сил, и на последнем издыхании выкарабкиваясь на сушу, что‑то загадываешь на будущее. Проецируя в настоящее.

Вот и еще один год неведения впереди. Что загадать, стоя на самом пороге?

Ольга Ермолаевна об этом не успела поразмышлять, так как принимала зачет уже у третьей по счету группы. К концу дня в голове шумело от усталости и хотелось поехать домой, лечь спать. Скрипнула дверь, и в аудиторию под торжественные аплодисменты и загадочные улыбки студентов внесли ЕЁ. Она была таких размеров, что не поместилась бы ни в какую маршрутку. "Придется складывать пополам, а она помнется…" — подумала Ольга Ермолаевна. Огромная, блестящая, с потрясающими цветами на обложке и всевозможными пожеланиями внутри, небывалой красоты поздравительная открытка. В глазах предательски защипало, дыхание перехватило от восторга.

Ольга Ермолаевна не любила свой день рождения. После того, как уходили гости, в душе всегда воцарялась пустота. Может, от усталости, а может, от того, что ожидание какого‑то чуда опять принимало образ несбывшейся детской мечты. Но этот сумбурный, по–настоящему рабочий день, без накрытого стола и заздравных тостов, принес с собой успокоение и надежду. Читая поздравления студентов, рассматривая их подарки и расставляя по вазам цветы, она почувствовала уверенность, что два года труда прошли не безрезультатно. Не впустую. Что‑то, вложенное в студентов, принесло плоды.