Наследники

— Разве так принимают гостей, Юрий Яковлевич? А ну-ка в комнату. Там уже все готово.

— Да мы сейчас, сейчас придем, — попытался отбить ее натиск Юрий Яковлевич.

Однако Валерия Федоровна была непреклонна, и обсуждение плана пришлось прервать. Но этим дело не кончилось. По уходе Гмырева между Юрием Яковлевичем и его сожительницей состоялся решительный разговор.

— Темными делами занимаемся?

— Почему темными? Обычные служебные дела.

— Так вот — отныне ни шагу без моего ведома. Я сама не святая, но должна быть в курсе.

Зеленцов понял, что Валерия Федоровна из тех женщин, которые могут согнуть в дугу и не таких хлипких представителей мужского пола, как он. И если она укоренится в его обители — ни вздохнуть, ни охнуть Зеленцову, конец всей его отлаженной жизни.

Юрий Яковлевич мужественно изрек:

— Валерия Федоровна, не заходите слишком далеко. Я буду жить, как жил.

— Ах, так? Ну так я завтра пойду куда следует, и тебе покажут, как надо жить.

Этого Юрий Яковлевич опасался больше всего. Он круто изменил тактику. Извивался перед смоленской пифией, как только мог, умасливал ее всемерно. И уговорил-таки Валерию вернуться в родные края. Правда, отбыла она вместе со всеми «модерновыми» вещами, что приобрела за эти две недели. Да еще потребовала три тысячи за… моральный ущерб. Юрий Яковлевич был рад и такому обороту дела. Могло кончиться ведь куда хуже.

Прерванные переговоры с Гмыревым возобновились, и очередное «дельце» было вскоре осуществлено, убытки, понесенные из-за вторжения Валерии Кочетковой, теперь не так саднили сердце Юрия Яковлевича.

Но слова, сказанные Валерией по приходе в квартиру Зеленцова: «Богато живем, при такой-то скромной должности. Значит, комбинируем и ловчим», прочно засели в его сознании. Припомнилось в этой связи и «архангельское дело». Тогда в приговоре было учтено, что «сколько-нибудь ценным имуществом подсудимый не обладает».

«Да, пожалуй, вывернулся я из той передряги, — думал Зеленцов, — в значительной степени благодаря тому, что не было у меня столь весомой и дорогостоящей недвижимости. Всего-то ничего — снимаемая комната со скудным холостяцким убранством. А случись эта история сейчас? Как бы я выглядел, скромный экспедитор транспортного управления, имеющий такую богато обставленную квартиру?»

Юрий Яковлевич принимает решение вернуться к прежнему, скромному образу жизни. Он сбывает мебель и громоздкие ценности. Подает заявление в ЖСК об обмене квартиры из-за трудностей с оплатой пая за столь большую площадь. Скоро он снова в однокомнатной квартире пятиэтажного блочного дома, опять неприхотливый и даже убогий уют стареющего холостяка. Лишь одно условие было поставлено им при обмене квартиры — верхний этаж, «чтобы воздуха было больше». Но был для этого у Юрия Яковлевича свой особый резон — ему нужен чердак. Под гардеробом не очень надежное место для хранения шкатулки с камешками.

Жизнь снова пошла, как раньше, по испытанным, проверенным колеям. Служба, поездки, коротания вечеров в полуосвещенной блочной квартирке и радующее сердце занятие — пестрить лист бумаги столбцами цифр с итоговым балансом. Ах как радовал Зеленцова этот баланс, с каким щемящим чувством удовлетворения он откидывался на стуле, вглядываясь в итоговую цифру под жирной чертой!

Но раз в месяц Юрий Яковлевич нарушал заведенный распорядок своей жизни и посещал какой-нибудь московский ресторан. Он садился за угловой столик, чтобы был виден весь зал, заказывал себе одно-два изысканных блюда, бутылку вина и проводил за ней целый вечер. Правда, дома он тщательно подсчитывал убытки и, тяжко вздыхая, укорял себя за расточительство. Потом все же изрекал в оправдание: «Ничего, человеку иногда нужно встряхнуться, нужен релякс, как говорят англичане».

Так прошли годы.

После конфликта с Кочетковой Зеленцов старательнее, чем раньше, избегал женщин, полностью освободился от старых знакомств, запретил себе заводить новые.

«Сначала надо сделать главное и основное. До заветной цифры еще далеко, очень далеко». А цифра эта маячила перед ним постоянно, и определялась она в миллион. Он уверил себя, что это именно тот рубеж, достигнув которого он может наконец успокоиться. Однако до заветной цифры не хватало еще много, и Юрий Яковлевич без устали рыскал по своим компаньонам, поднимал их по вечерам с постелей, тщательно прислушивался ко всякого рода сведениям о неурядицах или неполадках в тех или иных хозяйствах. Он прекрасно знал по опыту, что именно в этих точках можно погреть руки.

Но с некоторых пор многие его планы и замыслы стали давать осечку. Друзья-приятели, не умевшие так искусно, как Зеленцов, уходить из «дела» и отбывшие свои сроки, не хотели и слышать о том, чтобы тряхнуть стариной. Вновь приобретенные компаньоны тоже шли на тот или иной сговор что-то очень туго.

— Всех денег все равно не загребешь, — говорил один.

— Работа у меня хорошая, платят прилично. На кой леший мне бешеные деньги, — заявлял другой.

— Хочу остаток дней прожить спокойно. Да и семья против, — отворачивался третий.

— Трусы, слюнтяи. Обабились и сидят под юбками. Чего боятся? — шипел он, лихорадочно перелистывая свою записную книжку и выискивая в ней другие знакомые имена.

Юрий Яковлевич хоть и ругал отчаянно отступников, но после таких разговоров надолго выходил из себя: сдавали нервы, обострялось чувство страха и мерещилось самое страшное.

С чувством страха он, собственно, жил постоянно. Не было ночи, чтобы он не вздрагивал от каждого звонка, от каждого стука в дверь. Он всегда ходил втянув голову в плечи, холод проходил по спине от каждого пристального взгляда сослуживцев или случайно обращенного на него внимания милиционера на улице. Но он привык к этому ощущению, сжился с ним. Сознание, что он владелец огромных сумм, что он богаче, чем любой человек, шедший по улице или работающий с ним рядом, грело радостью, снимало возникшую тревогу, растворяло наступившее уныние в радужных мыслях о том, как он будет жить потом…

Как он будет жить «потом», Юрий Яковлевич представлял себе не очень точно, хотя кое-какие мысли брезжили.

Например, дача под Москвой, обязательно на берегу реки. И чтобы с садом, гаражом, верандами. Машина, но такая, чтобы все провожали завистливыми взглядами. На юг, в Прибалтику — и чтобы в любое время, а не тогда, когда выйдет срок отпуска по графику и когда тебе соблаговолит дать путевку местком. Но все это потом, потом. Сначала надо решить главное и основное — добраться до заветной цифры… И в сторону все, что мешает этой цели.

Как-то в управлении организовывалась группа для туристической поездки по Средиземному морю. Юрий Яковлевич записался тоже, а потом отказался. Целый месяц отсутствия. А как же квартира? Да и дороговато. А кроме того, именно в сентябре, кажется, выгорит «дельце» с метлахской плиткой. Если поехать — упустить его можно. Нет, отложим вояж по Средиземному морю на будущее. И отложил.

Не столько по соображениям маскировки, сколько в силу въевшейся скупости он не позволял себе купить что-то лишнее и дорогое из одежды. Костюмы обязательно перелицовывал, его видавший виды плащ был предметом иронических улыбок сослуживцев, а чтобы справить зимнее пальто, он даже обращался в кассу взаимопомощи.

Возможно, что жизнь Зеленцова так и закончилась бы в его холостяцком гнезде рядом с добытыми сокровищами, что хранились в укромном уголке чердака прямо над его квартирой, да с тремя сберегательными книжками, что были зашиты в жесткий матрац. Но пути господни, как известно, неисповедимы.

Как-то, приехав из очередной командировки, Зеленцов пришел на работу чуть раньше и обнаружил сидящую за столом напротив незнакомую молодую женщину. Он удивленно посмотрел на нее и спросил:

— Вы, видимо, наш новый сотрудник?

— Совершенно верно. Морозова Нина Сергеевна. Прошу любить и жаловать. А вы, видимо, товарищ Зеленцов?

— Юрий Яковлевич.

— Очень приятно. Надеюсь, вы мне будете помогать. Специалист я молодой, а вы тут зубры автотранспортного дела.