Люди-собаки (СИ)

Люди-собаки

Россиянам посвящается.

Последний раз оглядываюсь, пальцы нащупывают в кармане ключи, выхожу на площадку.

Пока закрываю квартиру, прислушиваюсь, внизу гудят голоса, по подъезду разносится молодой смех. Невольно вспоминается собственная молодость: чужие подъезды, тёмные подвалы и вражда соседних кварталов.

Спускаюсь, мои заводские ботинки гулко стучат о бетонные ступени, между этажами трое молодых людей и девушка, совсем юные почти дети, при виде меня замолкают. Девушка отвернулась к окну, парни глядят исподлобья.

Воздух полон тяжёлого сизого дыма, ещё наверху я почуял слабые нотки анаши, а теперь, яркий запах «волшебной травы» уверенно перебивает табачный смрад. Прохожу молча, вспоминаю как самого гоняли злые бабки и сварливые мужики, не хочу становиться старым.

Улица обдаёт вечерней прохладой наступающей весны.

Снег почти растаял, дороги раскисли, тротуары блестят пятнами луж. Стараясь в темноте не замараться, прохожие тщательно обходят грязь. Я шлёпаю по лужам, специальные рабочие ботинки не промокают.

Навстречу идут трое полицейских: тёмно-синяя форма, тугостянутая военная обувь, суровые лица.

Взгляды представителей власти заставляют втягивать шею и опускать глаза, всякий раз я испытываю робость. Постоянно кажется, что меня арестуют. Почему? Не знаю, может просто, потому что могут.

Нет, я не преступник, по молодости были грешки, но так, ничего серьёзного.

Я Кузнецов Александр Сергеевич – слесарь крупносортного цеха. Мой школьный друг Серёга любил шутить: «Наш Кузнецов «ас»…», но какой я «ас»? Увы, я не Пушкин и не Гастелло, умею лишь гайки крутить.

Фигура у меня внушительная, руки крепкие рабочие и когда останавливают полицейские, а такое бывает, один обязательно заходит со спины, видимо на случай сопротивления.

Вот ещё эти полицейские, с детства меня учили, что полицейские живут во враждебных странах, а России служат милиционеры. Полицейские были, при царе и когда фашисты оккупировали русские земли. У нас милиция у них полиция, слово «полицай» ругательное, но теперь жизнь изменилась, больше нет милиции. Помахивая дубинками, полицейские бродят вдоль улиц, будто на подбор все низенькие щупленькие и… трусливые. Да трусливые, один знакомый страж правопорядка однажды признался мне, что если встретится с вооружённым бандитом, то не станет его задерживать, лучше сбежит. Своя жизнь и ранняя пенсия дороже. Но может я просто не видел достойных? Мне попадаются патрули, которые ходят лишь по освещённым центральным улицам, редко трогают опасные компании, но бесстрашно останавливают безобидных выпивох и работяг, так правоохранители выполняют план.

Впрочем, что я смыслю?

Полицейская троица проходит мимо, вздыхаю свободнее, нужно торопиться, скоро ночная смена. Ускоряю шаг и грязные брызги летят по сторонам. Прохожу знакомый пустырь, чтобы охладить взмокшее тело расстёгиваю куртку. Здесь, среди грязи и темноты мне дышится легко. Тут не бывает патрулей, сюда не заглядывает власть, лишь работники завода месят грязь пустыря.

Впереди белеет проходная, мощный прожектор бросает пятно перед входом, из темноты со всех сторон выныривают людские фигуры и скрываются внутри.

За большими стёклами одноэтажного здания я вижу охранников, они тоже, у меня вызывают робость.

Недавно вредная охранница – престарелая растрёпанная баба, не пустила Лёху.

- Мне не нравится твоя рожа, - заявила она.

Да, так и сказала «рожа», потом ткнула пальцем и назвала пьяным.

Лёха – опытный рабочий за пятьдесят, убеждал, просил, предлагал «дыхнуть», но баба осталась неумолимой, забрала пропуск и бедняга, чтобы доказать вменяемость, полдня бегал по врачам. От возмущения он даже написал жалобу, но без толку. Теперь, когда дежурит вредная охранница, Лёха ходит через другую проходную.

Захожу внутрь и невольно задерживаю дыхание, по мне скользят цепкие липкие взгляды охранников, потрошат пакет, просвечивают одежду. Мурашки бегут по телу, я будто голый прохожу турникет.

«Уф…» - покидаю проходную и облегчённо выдыхаю.

Не разбирая дороги, спешу к цеху, впереди ещё один заслон.

Люди в форме всюду окружают меня: полицейские, охранники, приставы, военные… весь мир отгородился охраной.

Тайком я называю их люди-собаки. Не для того чтобы обидеть или унизить, а просто так чувствую.

Скованные формой люди постоянно на стороже: прислушиваются, принюхиваются, приглядываются, они всегда кому-то служат, постоянно готовы выполнить приказ - кинуться и растерзать. Кого? Да кого прикажут, например меня.

Дверь АБК скрипит, вход перегораживает турникет, пенсионер-охранник локтями придавил стол.

Любопытные глазки уставились на меня, я небрежно показываю пропуск и спешу проскочить, но старичок останавливает.

- Погодите, - престарелый охранник шустро выскакивает из-за стола. – Разрешите? – морщинистые узловатые пальцы хватают мой пропуск.

Кусок белого пластика вырывается из моих рук, охранник внимательно рассматривает его, вертит, нюхает, точно как собака. Я стою бессильный и бесправный, перед глазами мелькает чёрная, словно эсэсовская, форма, по-военному высоко зашнурованные ботинки, закатанные рукава… мне кажется, что я работаю на немцев, будто фашисты захватили город.

- Пропуск нужно менять, - авторитетно заявляет старик.

- Я его только поменял, - цежу я сквозь зубы.

- И всё-таки! Пока вас пропускаю, но… слишком потёртый, - охранник великодушно возвращает пропуск. – Рекомендую поменять, - повторяет он.

Мой гневный взгляд, наверное, мог бы убить, однако «эсэсовец» спокойно возвращается за стол. Кто я такой, чтобы на меня обращать внимание?

Цех встречает жаром, шум отвлекает от грустных мыслей, запах пыли и масла приятно успокаивает. Работа мой второй дом, тут каждая железка в моей власти.

Если честно, то на работу я хожу отдыхать, да отдыхать! Моё рабочее место это островок былой великой страны, здесь многое напоминает прежнее торжество трудового человека. Простые бесхитростные люди окружают меня.

Прихожу и будто ныряю в чистую воду, старая атмосфера смывает нечистоту нового мира. Слесарь Андрюха как-то признался, что если ему станут платить меньше, он всё равно будет работать, я вынужден согласиться.

Правда последнее время и сюда проникает веянье времени, словно гангрена, сквозь заводские стены просачивается Российская Федерация. Бабушек-вахтёров сменили форменные охранники, мастеров-умельцев заменили мастера-надсмотрщики, за каждым шагом следят видеокамеры. Новые начальники победили старых. Между начальниками старой закалки и новыми огромная разница. Старые шли долгий жизненный путь, прежде чем принимали на себя ответственность, современные кое-как оканчивают институт и сразу лезут руководить. Начальников советской закалки учили, что они отвечают за людей, современные командиры уверены – человек лишь средство производства. Современный руководитель умеет выжать из человека максимум выгоды, при этом, чем меньше работник получит за свои труды, тем дороже начальник. И молодые руководители стремятся вжимать людей досуха, а потом выбрасывают.

Душевая пахнет сыростью, запах пота бьёт в нос, полуголые мужики громко разговаривают.

- О! Сашка здорово! – крупный, будто вспененный, Митяй крепко жмёт мне руку.

- Сёдня работы привалило, - из-за соседнего шкафчика высовывается Юрка.

- Вот блин! – толстый Антоха морщится. – Опять беспокойная ночь.

Жму руки, улыбаюсь и на секунду зажмуриваюсь, я дома!..

Смена проносится незаметно, вот уже последний час.

Сидим в мастерской, дымятся чайные кружки, слипаются глаза. Моё любимое время, работа окончена, скоро домой, можно спокойно пить чай, думать или разговаривать.

- Аион самая клёвая игра! – восклицает Антоха.

- Да что клёвого? Всё за деньги, - возмущается Юрка.

- Не всё, - возражает Антон. – Я вообще ни копейки не плачу.