Этот День Победы 3 (СИ)

Старший лейтенант танкист Виктор Коренев закончил войну в Берлине. Именно там 9-го мая 1945-го года он познакомился с немкой-красавицей по имени Магда. Молодые люди полюбили друг друга и решили пожениться, но обстоятельства помешали этому. Только через восемь лет Виктор забрал любимую и своего семилетнего сына к себе в разорённый войной Донбасс.

1.

Большой шахтёрский город встретил героев нашего повествования широкими чистыми улицами и терриконами шахт, которые возвышались тут и там наподобие величественных египетских пирамид. Магда и её семилетний сын Роман немного оробели перед встречей с родными Коренева. Особенно женщина беспокоилась, сумеет ли она найти подход к его детям – двухлетнему Петру и совсем ещё маленькому Павлу. Их мать скончалась от ран, полученных много лет назад на той ужасной войне, которая давно закончилась, но всё ещё продолжала собирать свою скорбную дань, унося жизни вернувшихся домой фронтовиков-победителей.

Дом Николая и Антонины Кореневых, родителей бравого танкиста, представлял собой саманно-глинобитную мазанку под черепичной крышей. Три комнаты, кухня, флигель, огород – здесь должна была жить большая семья. Но двое старших детей погибли, дочь перебралась к родителям мужа, и только Виктор чудом остался жив – всем смертям назло.

- Ну вот, отец, это моя новая жена, - представил сын родителям вновь прибывших. – А это внук ваш Роман.

Мать посмотрела на Магду, растерянно стоявшую у входа, потом на смущённо-зажатого Ромашку, подошла к парнишке, взяла его за руку, отвела в сторонку и заговорила с ним о чём-то спокойно и ласково. А тот, не до конца понимая русскую речь, почувствовал только, что его здесь ждали, что эта славная пожилая женщина ему рада. И, осознав это, улыбнулся, а затем, смешно коверкая слова, стал возбуждённо рассказывать бабушке о том, как они летели в самолёте, что видели в Москве, и какая, оказывается, в России широкая колея на железной дороге. Потом в соседней комнате проснулся маленький Павлуша, Рома познакомился с шаловливым Петром, дети занялись игрушками, и всё вроде бы наладилось в жизни братьев - трёх богатырей, как их впоследствии прозвали соседи.

У взрослых знакомство проходило несколько сложнее. Антонина собрала на стол, традиционно стоявший в центре комнаты. С мебелью в послевоенные годы сильно не заморачивались – стол, шкаф, шифоньер, металлические кровати, иногда буфет – вот и вся обстановка. Поэтому помещения казались просторными – было где разгуляться детворе.

Коренев старший разлил по гранёным стопкам дефицитную казённую водку, давно пылившуюся в чулане в ожидании подходящего случая, и произнёс с улыбкой свой любимый тост: «Хай живэ и рэгочэ», что в переводе на русский означало: «Пусть живёт и смеётся».

Многие «кумедные», то есть смешные выражения он почерпнул на обязательных довоенных курсах украинского языка. В начале тридцатых годов тех, кто не имел удостоверения об окончании курсов, перестали принимать на работу. И даже в производственных цехах люди должны были разговаривать между собой исключительно украинскою «мовою», на которой также велась вся документация. За этим следили, и руководителей, формально относившихся к принудительной украинизации русскоязычного населения Донбасса, время от времени примерно привлекали к уголовной ответственности - давали реальные сроки. Перед войной, правда, все эти «перегибы» устранили, но анекдотически смешные украинские выражения остались в народной памяти навсегда.

- Значит, из самого Берлина жену себе привёз, - посмотрел на Виктора отец. – Что ж, одобряю. Раньше казаки тоже из походов с жёнами возвращались. Только скажи мне, пожалуйста, на каком-таком языке вы промеж собой разговаривать будете? Неужто на немецком?

- Я говорю по-русски, - вмешалась Магда.

- Это хорошо. А чем ты думаешь заниматься? У нас ведь тунеядцев не потерпят.

- Я могу учить детей немецкому языку, преподавать музыку, - не сморгнув, ответила женщина.

- Так, музыкальная школа у нас есть. Но в общеобразовательную тебе путь закрыт. Чтобы воспитывать детей, надо быть как минимум советским человеком.

- Ладно тебе, отец, - остановил его Виктор, - найдём мы ей работу. Всё будет хорошо.

- Нет, женитьба – дело серьёзное, тут многое обмозговать надо. Немку твою сначала органы проверят, а потом только… Теперь прикинь, как всё это отразится на твоём будущем. Ты фронтовик, коммунист, без пяти минут горный инженер, анкета твоя - чистейшая! А породнившись с иностранкой, ты многое перечеркнёшь в своей жизни. Родственники за границей – это как? Тебе доверять перестанут. Подумай, Виктор!

- Всё, хватит об этом, - встал из-за стола сын. – Магда ничего плохого не сделала и не сделает никогда. Пусть проверяют. Она моя жена, прошу любить и жаловать!

Отец был недоволен. Но со временем увещевания Антонины и общение с Ромашкой смягчили сердце старого шахтёра, который всё-таки признал в мальчишке свою кореневскую породу. Да и невестка старалась во всём угодить дорогому тестю. В общем, отношения в семье наладились.

Вскоре Виктор защитил диплом и стал горным инженером. Кончилась его карьера забойщика, настало время сменить отбойный молоток на логарифмическую линейку.

2.

Чёрные от угольной пыли лица сверкали открытыми белозубыми улыбками. В последний раз отставной танкист поднялся на-гора со своими ребятами. Упругие струи душа привычно сняли усталость и грязь с натруженных мускулистых тел. И только чернота слегка тронутых силикозом лёгких, обозначенная в случайном плевке, да тёмные окантовки под веками напоминали о мужественной профессии этих людей, о том, что они, рискуя жизнью, ежедневно опускаются на глубину в несколько сотен метров.

Небольшой банкет в шахтёрской столовой – и наш герой покинул некогда сколоченную им бригаду, которая давно и прочно обосновалась на доске почёта. Сыпались шутки, тосты, пожелания, но мысли Коренева были далеко отсюда. По рекомендации горкома Партии его назначили заместителем главного инженера шахты, и надо было соответствовать новой должности. Тем более - дипломированных инженеров в те годы было совсем немного. Конечно, его спросили о жене-немке. Но на этот раз обошлось. Надо заметить, что в послевоенные годы личная жизнь каждого была под пристальным вниманием общественности и так называемых компетентных органов, а в картотеках особых отделов хранились дела с анкетами и автобиографиями работников предприятий. Всё обо всех было известно особистам, и скрыть что-либо было почти невозможно.

Первого сентября семилетний Ромашка пошёл в школу. Виктор по такому случаю надел парадную форму с орденами и медалями, вёл сына за руку. Здесь вместе учились дети разных национальностей, и все они жили одной большой семьёй. Ведь Донбасс – это Россия в миниатюре. Но Роман приехал из Берлина, ставшего для советских людей ненавистным символом фашизма, символом Богом проклятой войны. И даже спустя много лет после Победы, играя в войнушку, с упоением прячась и нападая, «стреляя» из деревянных пистолетов и автоматов, «немцами» пацаны соглашались быть с неохотой, строго по очереди. Можно себе представить, как одноклассники отнеслись к Ромке, который и по-русски-то говорил с акцентом.

Его встретили на пустыре по дороге из школы.

- Ну что, немецкое отродье, попался?! Сейчас мы покажем тебе, где раки зимуют! – балагурил, разминаясь, рослый хулиганистый пацан.

- Бить будешь? – надул щёки Ромашка. – Бей. Только у меня дядька был антифашист, до войны ещё погиб.

- Врёшь, не знаем мы твоего дядьку.

- А отец мой – русский танкист. Он Берлин брал, - с трудом сдерживая слёзы, бросил парнишка в лицо здоровяку последний аргумент в свою защиту.