Белое Перо

Саннеке ван Хассел

notes

1

Саннеке ван Хассел

Белое Перо

Рассказ

Когда я просыпаюсь, чертовы черные дрозды опять тут как тут. Они мне загадили весь балкон. Их двое, но обычно показывается только самец, а самка сидит у соседей. Я называю ее Белое Перо, из-за светлого пятнышка на крыле. Я целыми днями сижу у окна, а она почти никогда не садится на балконную решетку. Я одеваюсь и завариваю чай. «Пиквик», приятного темного цвета. «Даниэл, не надо так долго держать пакетик в чашке». Когда Нэл со мной, я стараюсь об этом не забывать. Больше часа я сижу за завтраком. План путешествия лежит передо мной в пластиковой папке. Дамбулла, Конец Света, Коломбо. Сегодня в полседьмого она улетела из аэропорта Схипхол. Я не открываю папку. Четыре страницы — это бесконечность. Достаю из серванта свой блокнот. Я хотел бы ей написать, но фразы не ложатся на бумагу. «Одно дело, когда хочешь что-то сделать, и другое — когда можешь», — говорит она.

После бриджа меня подвозят до дома. Герани выглядят великолепно. Вот об этом я рассказал бы Нэл по телефону. Моя дочь, в Принсенбеке, слишком занята, к ней я с такими разговорами не пристаю. Она сейчас в другой фазе. Зимой я ставлю пеларгонии, это их латинское название, на чердак, чтобы они отдохнули. Они у меня уже пятнадцать лет держатся. В апреле я меняю им землю и ставлю их в кашпо на улице. Каждый день я выщипываю увядшие цветки. А больше им, гераням, почти ничего и не нужно.

Сегодня ровно два года, пять месяцев и двадцать восемь дней, как мы знакомы с Нэл. Люди такие даты не празднуют, но я отмечаю каждый день нашего знакомства. Если верить плану путешествия, у нее сегодня свободный день в Негомбо. «Отдых на просторном пляже. Остаток дня вы можете провести, загорая и купаясь в море». Что она забыла на просторном пляже? С ее-то старой кожей. Хотя она до сих пор очень красивая, я не об этом. Еще в Негомбо есть рыбный рынок. Лучше бы она пошла туда и поела жареной рыбы. Когда она приходит ко мне по субботам, я всегда покупаю пикшу, жаренную в панировке. Не надо мечтать, будто она сейчас думает о тебе. На улицу, старый хрен. В магазин за продуктами. В «Бас» купить шаров-жевачек, она их потом внучкам отвезет.

По воскресеньям Нэл составляет план на следующую неделю. Звонить ей можно только вечером после восьми, когда он будет готов. По понедельникам у нее вечером хор, по вторникам она сидит с дочками своего сына. Среда — первый возможный день для нас вдвоем, если у какой-нибудь ее подруги не случается дня рождения или кто-нибудь вдруг не умер. В четверг тоже можно, но раз в месяц в четверг вечером ей надо идти в читальный клуб. По пятницам она утром работает волонтером в приюте, а после обеда у нее урок фортепиано. Если остаются силы, она садится в автобус. Остановка совсем рядом с моим домом. Если она не приехала между пятью минутами и четвертью пятого, то ясно, что уже и не приедет.

Сегодня ночью мне приснилась большая скала с головой льва. Я иду по узкой тропинке и оказываюсь прямо под его каменным ухом. Вдруг зверь разевает пасть. В пасти у него сидят туристы с рюкзаками и в голубых хлопковых штанах.

За завтраком я опять пугаюсь: два птичьих глаза глядят с верхушки дерева. Фотография львиной скалы напечатана внизу первой страницы в плане путешествия. Вчера Нэл на нее поднималась. Если справилась, потому что написано «подъем по крутой лестнице». Сам-то я еще бегаю как молодой. Я свои ноги берегу, но она, с ее-то бедром. Я знаю, она будет карабкаться вверх, пока не начнет скрежетать зубами от боли.

Наконец она позвонила. Пора бы уж.

— Раньше было никак, — сказала она.

— Ну, девочка моя, — все, что я мог сказать. Ни слова о черных дроздах, о бридже, о том, что держится теплая погода.

— Даниэл, я коротко, не успеешь оглянуться, мы уже встретимся.

— Пока, девочка моя милая.

Я стою с телефоном в руке. Кому нужны нытики? Я кладу трубку на рычаг и сажусь за стол. Мокрое пятно на обоях в столовой похоже на очертания острова Шри-Ланка.

Приезжала моя дочка из Принсенбека. Времени у нее было немного. Детскую коляску она припарковала на балконе. Я видел, как ручонки то и дело тянутся к цветам. Радости я от этого не испытываю. В этом возрасте они еще не узнают людей. Дочка привезла суп из пакетика. Она говорит, что так свежее. Сама она уже успела пообедать. После супа мы пили кофе и смотрели новости. Я закрыл глаза, но не спал. Я видел растопыренные зеленые пальцы пальм и лицо Нэл. Самое странное, что ее лица я как следует и не видел. Я открыл глаза и посмотрел на фотографию на буфете, где мы всей тургруппой стоим перед клумбой с тюльпанами. Красные тюльпаны с белой каймой, новый сорт, называется Кун-фу. Фотограф решил пошутить. Может, старички встанут в стойку кун-фу? Никто не засмеялся. В тот день была плохая погода. Нэл на фотографии — это плащ и красная непромокаемая шапка, лица почти не видно.

Я на фотографии стою немножко сбоку, как будто хочу сказать: «Скоро и моя очередь наступит». После смерти жены я не такой уж энтузиаст.

— Боже мой, похоже, вы здесь один, — сказала она. Она тогда в первый раз пошла вместе с группой.

— Да, верно.

— Вы же знакомы с теми людьми, идите, поболтайте с ними.

— Нет, как-то это не по мне.

В тот раз автобус на час опоздал. Он попал в пробку, потому что на трассе А44 перевернулась платформа парада цветов. Мы сели рядом. Она смотрела в окно, погрузившись в свои мысли, а я смотрел на нее. В Роттердаме, когда мы вернулись, я помог ей выйти из автобуса. И вдруг обнял ее. — Ой, что же я, так нельзя, люди этого не любят.

— Даниэл, — сказала она, — мне бывает приятно, когда меня вот так обнимают.

— Можно как-нибудь еще раз вас обнять?

— Я не против.

Выходные перед отъездом она освободила. Как обычно, весь вечер мы разговаривали. «Я для тебя приготовила дубликат нашего маршрута. Так ты сможешь следить за тем, где я, с картой или без карты. А вот полезная информация, например, время перелетов, чтобы ты мог в телетексте посмотреть, когда я прилетаю, когда улетаю, и так далее. — Она достала из сумки бутылку беренбюрха^[1]. — Раньше, когда у кого-то из наших подруг рождался ребенок и ей нельзя было вставать с постели десять дней, она каждый день распечатывала один подарок: погремушку или слюнявчик. Этого я тебе, конечно, дарить не буду. Для тебя я придумала кое-что другое, милый мой Даниэл. Ты любишь пропустить рюмочку, так вот, я отсчитала четырнадцать рюмок и через воронку налила их в бутылку. Когда она опустеет, я вернусь».

Когда стемнело, мы медленно поднялись наверх и легли, тесно прижавшись друг к другу. В постели мы не безумствуем. Но разговоры все-таки прекращаются. Говорят только наши руки. И тогда слова уж точно не нужны. Десять минут, четверть часа тишины, только ее голова на твоей руке.

— Что нас ждет, Даниэл?

— Посмотрим, девочка моя.

Только что ушла сотрудница социальной помощи на дому. На этот раз ее звали Йоланда, такая внушительных размеров голландка. В последнее время все больше приходят суринамские дамы, веселые, но немного властные. Йоланда вымыла окна и убралась в ванной. А потом сидела напротив меня и заполняла бланк, сколько времени она провела в каждой квартире. Кофе она не захотела.

— Я и дочку-то ее не знаю, с которой она поехала, — сказал я.

Йоланда кивнула и продолжала писать.

— Вчера они вдвоем ездили на руины. В старый город королей или что там от него осталось. Там жарко, наверное.

— Главное, чтоб голову прикрыла, — сказала Йоланда.

После того разговора по телефону больше Нэл не звонила. Дорого, наверное, но я говорил, что сам заплачу, так что чего-то я не понимаю. Может быть, надо было дать ей с собой денег. Но только вот какие у них там деньги? Вот, внизу на странице написано: рупии. Программа слишком плотная, вот в чем дело. Не больше двух ночей на одном месте.