Зимние каникулы (СИ)

Annotation

Бармичева Екатерина Владимировна

Бармичева Екатерина Владимировна

Зимние каникулы

В этот раз сорок километров до Селёвкино были совсем другими. Безжизненные поля, крючковатые чёрные стволы и похудевшие берёзы, казавшиеся теперь намного выше чем летом - также осиротело выглядят подростки, пустившие милую детскую пухлость в несуразный рост конечностей. Природные конечности, мелькавшие в окне, пугали, отталкивали одновременно притягивали мальчика.

Опустели вертолётные туристические площадки, закрылось в ледовом эскапизме водохранилище, машины двигались по дорогам, будто по кладбищу, боясь потревожить покой необъяснимого вечного сна. Стёрлось разноцветие товаров по обочинам трассы, а полинялый горизонт тяжело и серо набряк, не принимая больше полётов чаек, имитирующих авиалайнеры.

По мере отдаления от Москвы и новогодних ярмарок, Тимоха всё больше насупливался и вздыхал. Ехать в деревню зимой совершенно неправильно, глупо! И вообще, быть ребёнком ужасно - все только и знают, что командуют, скидывают тебя с рук на руки, а сами делают, что хотят.

- Что-то совсем ты, брат, приуныл, а? - подмигнул ему дед правым глазом в зеркало заднего вида.

- угу - протянул себе под нос Тимоха, но увидев на месте закрытого дедова века белое облачко, отвлекся от тоскливого настроения и спросил немного погодя: "Дед? А, дед?"

- ну? - улыбнулся тот

- чё делать там у тебя зимой?

- да дел-то хватает, Тим! Видишь справа на небе хмарь?

Тимоха нехотя снова перевел взгляд за окно дребезжащей дедовой колымаги.

- То-то же - снег к ночи повалит. И будет три дня идти, а то и все четыре. Будем бицепсы качать, да лопаты точить, чтоб, когда снегопад закончится, быть во всеоружии.

- Это как - лопаты точить?

- ну это как до поры до времени зуб точить на неприятеля. Ферштейн?

- э?

Но дед только рассмеялся, зажмурившись, выпустив сразу два белых облачка на веках.

- Нормально всё будет, внучок! Ещё сам на следующую зиму проситься станешь!

На этом он в своей обычной манере как будто выключился из реальности и больше не разговаривал. Впереди было ещё тридцать километров пограничного пространства неизбывной тоски и час тягостного молчания, в которое через щели между отошедшими резинками и дребезжащими стёклами изворотливо и болезненно проникали черви сквозняка. Зареветь Тимофею не позволял альянс мужской гордости и детской ярости в отношении родителей, улетавших сегодня в романтический тур на Кипр и так необъяснимо предавших его накануне больших праздников.

- Вам не положено романтических каникул! Вы уже давно поженились и не молодые - у вас есть я. - кричал еще два дня назад, рыдая, Тим.

- ну не плачь, сынок, не плачь, ты же мужчина в самом деле - лепетала расстроенная мать.

- И что вообще за сыр бор? В конце концов, мы с мамой весь год пахали на тебя, секцию по карате оплачивали, с уроками помогали, в кино водили, книжки читали. Нам тоже нужно отдохнуть, собраться с силами, чтобы и дальше тебя радовать - чуть тише, чем обычно говорил отец, заложив руки за спину и отмеряя шагами многочисленные отрезки по гостиной.

- агаааа, радовать - закатывался в истерике сын - как в шко-о-олу ходить, так яа-аа, а как а-а-атдыхать, так вы-ы-ы.

Тут отец резко остановился, побелел лицом и долгим взглядом посмотрел Тимофею в глаза, пока тот не съежился и не покрылся мурашками, а затем схватил с полки сигареты и вышел из квартиры, хлопнув дверью. Мальчик впал в такой шок, что боялся не то, что пошевелиться, но даже дышать - необычайно чужим и враждебным показался сейчас обычно добродушный и покладистый папка.

- зайка, так нельзя... Это не честно, ты и сам понимаешь. Мы с тобой ездили на море всего три месяца назад, а папа нет.

- а ты? Ты почему опять поедешь?

- потому что нам с папой тоже нужно побыть вдвоём. Ты говоришь - давно поженились, не молодые, но ведь любовь никуда не делась. Любовь надо беречь, кормить мороженым, рассказывать ей сказки, бросать вместе с ней каменные лягушки.

Тут Тимофей, наконец, понял. Мама перечислила ему всё то, что они сами делали еще недавно вместе на курорте. Он тогда радовался, что папе не дали отпуск и мама всё своё время будет тратить только на него: ни тебе готовки, ни проверки уроков, ни глажки рубашек, ни ранних подъемов. Но теперь была не его очередь помогать в строительстве фирменных двухуровневых маминых замков из песка, ловить её белеющие пятки под водой и спорить в ажиотаже у стойки с десертами. И хоть он и признал право отца на такой отдых, хоть и присмирел, засовывая в рюкзак зимние штаны и вязаные носки в ожидании дедовой тарантайки, а всё же, всё же... Всё же его начальниками были родители, а не чужой дядя, зажавший отпуск, а значит они просто не захотели брать его с собой, вот и всё...

- Вот и всё! - раздался голос деда, поворачивающий машину на грунтовку - узнаёшь?

Пока они преодолевали глубокие зачерствевшие ухабы и подпрыгивали, словно на большой табуретке, в скрипучей Ниве с убитыми рессорами, Тим пытался сопоставить летние планы деревни из фотоплёнки памяти с тем, что он видел сейчас. Несколько чёрных пятен деревянных домов вдалеке у непроглядного леса, зацепившихся за нескладную просёлочную дорогу, напоминали пожухшие ягоды на высохшей лозе - поредевшую гроздь винограда с бракованными остатками, выброшенную в кювет на полном ходу.

По мере трудного продвижения картинка менялась, начинали вырисовываться очертания крыш. От основных коробов отпочковывались пристройки и пороги с козырьками из шифера, маячили сарайчики, распускали пальцы веток окоченевшие яблони и понурые вишни. На отшибе пригорюнился ржавый трактор, хромой на одно малое колесо, дымовыводящей трубы у него тоже не было - а ведь почти получилось тогда перископ из неё сделать, вспомнил мальчик. Через три минуты дедова "коробчонка" наконец отгрохотала и остановилась у второго дома справа. Ворота были открыты.

На следующее утро Тимоха проснулся от гулкого звука топанья в сенях, через несколько секунд показался дед в толстой фуфайке, валенках и с охапкой дров. Ссыпав поленья на пол у печки, он стал энергично растирать ладони и издавать звуки, будто парился в бане.

- аааа-ееехх - прокряхтел он и заметив, что внук проснулся, бодро прикрикнул: Подъём! На первый второй ращитайс! Первый!

- второй - сонно улыбаясь ответил Тим. - дед, а у тебя чё, батарей нету?

- вот видишь, а не приехал бы зимой, так и не узнал бы теплушки деревенской - разрумяненный дед подкинул дрова в окошко и наподдал из надутых щек воздуха, потом закрыл заслонку, отрегулировал печную задвижку, поднялся и чуть ослабил вентиляционную задвижку наверху в боковой трубе.

- и зачем это? - заинтересовался Тимоха, натягивая на себя одежду не глядя, но зато во все глаза следивший за дедом.

- Эта, чтоб дым в комнату не валил, а то угорим. А та, чтоб воздух поступал, так пламя быстрее схватится, но её через некоторое время нужно обратно подзасунуть, а то быстро дрова выгорят, а эту - дед снова присел на корточки - наоборот, приоткрыть, чтоб, когда дым от сырости в трубу улетит, тепло в хату ловить.

- Сложно как-то, ну её...

Дед встал и потрепал мальчика по волосам:

- Малой ты ещё совсем. Ну, идём завтракать.

- Я не маленький! Просто мне это не нужно, через две недели я уже дома буду рядом с батарей спать!

Дед молча резал хлеб и щедро мазал каждый кусок сливочным маслом, задумавшись. Потом сходил в сени и вернулся с трёхлитровой банкой молока.

- Фу, это что из-под коровы? Бе, гадость. Ты же знаешь, что я не люблю такое. И вообще, я омлет хочу и какао.

- Фу-ты-ну-ты, ай-яй-яй - передразнил его раздраженно дедушка - говорю же, молокосос совсем! - А потом, присосавшись к банке и выпив залпом не меньше четверти, вдруг хитро улыбнулся и спросил: