Паутины моего детства (СИ)

   Паутины моего детства.

                  16 июня 2015 г. 18-12 вторник.

   Сейчас копают картошку чуть ли не с начала августа и к школе, к первому сентября, она уже почти у всех выкопана. В моём детстве было иначе. Копать картошку начинали в сентябре и даже не в первых его числах, а где-то через неделю после того, как мы с братом с тяжёлыми ранцами за спиной отхаживали в школу эту самую неделю. Разница в возрасте у нас с ним была небольшой, два года, и выглядели мы почти одинаково. Поэтому соседские старушки, щелкавшие семечки на завалинках, не всегда нас могли различить. После уроков мы старались нигде не задерживаться и спешили  домой, чтобы помочь матери с копкой огорода.

   Надо сказать, огород у нас был большой, двадцать пять соток. В самом его начале, прямо у дома, мать сажала лук, чеснок, делала несколько грядок с морковью, обсаженных по периметру свеклой, и пару грядок с укропом и петрушкой. Дальше шли две большие гряды с огурцами и помидорами. Тогда ещё не строили теплиц, и эти полезные овощи росли сами по себе под открытым небом и ярким солнцем. Они, кроме полива, ничего не требовали, а солнца тогда хватало на всех. Ещё дальше мать сажала капусту, белокочанную. Других сортов тогда не было, или мы о них не знали. К середине октября капуста созревала и вырастала до огромных размеров. Кочаны её были круглыми, как футбольный мяч, хрустящими и сочными. Внутри, она, действительно, была белой.

     Наконец, после капустных грядок начиналось картофельное поле. Тянулось оно до самого конца огорода и упиралось в овраг. Им и заканчивался наш огород. Летом на склонах этого оврага мы собирали душистую землянику, а зимой катались на лыжах. Снега тогда тоже хватало, он выпадал в ноябре и уже не таял до конца зимы. Бывали, конечно, и оттепели – короткие, чтобы можно было слепить снежную бабу и поиграть в снежные городки, но так, чтобы дождь лил по целым дням и в январе набухали почки на деревьях, такого не бывало.

    После того, как выпадал первый снег, и ударяли первые морозцы, мы - дворовая ребятня, становились на лыжи и айда в овраг играть в догонялки. Укатывали мы склоны этого оврага до зеркального блеска: лыжами, санками, но в основном собственными задами. Весёлое было время…

     Как-то много лет спустя, уже работая на севере, я приехал в отпуск зимой, а не летом. Нашёл на чердаке свои старенькие лыжи, примерил их, к моему удивлению они оказались мне впору, и решил пойти покататься в овраг. Тряхнуть, так сказать, стариной. С крутых склонов я бы уже побоялся съехать, но с пологой горки, которой заканчивался наш огород, это сделать было нетрудно. На ней всегда начинала кататься малышня, и к середине зимы горка эта укатывалась круче остальных и блестела, как пасхальное яйцо. С трудом, по нетронутому снегу, я еле до неё добрался. Посмотрел вниз, и каково же было моё удивление, когда я не увидел не только льдистой корки, покрывавшей всегда к этому времени склон, а было уже начало февраля, на ней не было ни одного человеческого следа.

    Я осторожно скатился с неё, а потом, то и дело, проваливаясь в сугроб по колено и выше, взобрался обратно. Слегка отдышался и посмотрел на изменившийся пейзаж. Первозданный белый снег искрился на морозном солнце. Лёгкая позёмка заносила мой единственный след, восстанавливая статус-кво в природе.

   «А где же ребятня? – подумал я, - не все же они перевелись?  Я ведь видел детей на улице. Только вот чем теперь они занимаются»?

Это был неразрешимый вопрос…

   Но вернусь к картофельным делам моего детства, пусть лишь в воспоминаниях.

   Когда мы с братом возвращались из школы, мать уже начинала копку. Начинала она её с конца огорода, от самого оврага. Так поступали и наши соседи. Когда уже наработаешься, устанешь, как следует, обернёшься – ан, глядь, а дом уже ближе.  И усталости, как не бывало.

   Картошка тогда родила славная, и единственным удобрением для неё был конский, или коровий навоз. О колорадских жуках тогда ещё понятия не имели, появились они позже, когда мы с братом учились уже в старших классах. Соседские бабульки поговаривали, а они всегда всё знают, что жуков этих сбросили с пролетавших мимо самолётов американцы. Они это сделали в отместку за наш первый полёт Юрия Гагарина. Жуки эти быстро расползлись, размножились и стали нещадно пожирать картофельную ботву.

    Но в тот памятный день их ещё не было, картофельная ботва была большой и красивой, а под ней уродил первоклассный картофель. Как сейчас вижу, мы с братишкой берём в сарае лопаты, корзины, которые сплёл наш отец, и идём на помощь к маме. Работается споро, мать что-то тихо напевает себе под нос, у неё хороший слух, а мы с братом – шурх-шурх, выбрасываем на поверхность по пять-семь крупных картофелин с каждого куста. На соседних огородах происходит аналогичное действо. Только детей там побольше: по три, по четыре, а то и по пять человек. Это нас у отца всего двое, по не зависящим от него причинам.

    День на исходе, и уже сентября треть пролетела, но солнце по-прежнему припекает, и пот застилает глаза. А ещё эти паутины…

   Они везде. Липнут к рукам, к лицу, к волосам, от них вся ботва стала белая. А сколько их в небе?... Я уже знаю, что это не просто паутины, в них сидят паучки-путешественники. Они любят солнечную погоду. Воздушные потоки поднимают их вверх от нагретой земли,  паучки этим пользуются и перелетают с места на место. Я втыкаю в землю лопату и вытираю пот рукавом рубашки. Мать замечает это моё движение.

    «Отдохните, - говорит нам она, - жизнь длинная,  успеете ещё наработаться».

    Брат тоже втыкает свою лопату. Мы сгребаем ботву в две большие кучи и укладываемся каждый на свою. Я ложусь на спину и смотрю в небо. Оно синее-синее и совершенно бездонное – небо моего детства. В нём полно белых паутин.

    «Паутинки, милые, - обращаюсь я мысленно к ним, - куда летите вы? Что видится вам там, в голубой дали? Каким будет итог моей жизни и будет ли в ней хоть малейший смысл»?

    Ничего не отвечали паутинки. Они летели дальше, чтобы сидящие в них паучки на новом месте произвели на свет новых паучков. В этом глубинный смысл их бытия. И пока для нас, людей, это тоже единственно важное занятие. Оно нужно нам для того, чтобы потом в конце пути, там, в исчезающей дали отстоящих от нас веков, получились бы новые люди, которые оправдают существование всех предыдущих поколений…

   А пока я лежу на куче картофельной ботвы, и впереди у меня порядочный кусок детства.  Первая любовь, безответная, но чистая, как слеза ребёнка, учёба в институте, первые выпивки и курение, и ещё широченные брюки клёш. В них то меня и заприметит моя жена.

   Но вот со двора нашего  дома  слышится велосипедный звонок. Это приехал с работы отец. Он работает каменщиком, строит дома, гаражи, подвалы. Сейчас он переоденется и придёт к нам.

   Я спускаюсь со своей кучи и иду ему навстречу. Отец улыбается и несёт что-то, зажатое под мышкой. Это старые газеты, значит, сегодня будем жечь костёр.

    «Бог помощь, - говорит он нам, - сегодня я припозднился, поэтому долго работать не будем, напечём лучше картошки».