Роковые сапоги

В эту минуту на Брискета набросилась целая толпа, - одна из девушек догадалась позвать соседей, - и жизнь Добла была спасена. Когда же все увидели убитого пса у моих ног, мое страшное лицо и окровавленную шпагу, то преисполнились величайшего восхищения перед моим мужеством. "Какой отчаянный малый этот Стабз", - заахали они. И назавтра эти слова повторялись всеми в нашем собрании.

Я не стал разглашать, что пес совершил самоубийство, - кому какое дело? Не стал я распространяться и о том, каким трусом оказался Добл. Наоборот, я сказал, что этот отважный юноша дрался, как лев, так что теперь и ему ничего не оставалось, как молчать. Из шкуры бульдога я заказал кобуру для пистолета; ходил я с таким независимым видом и слава храбреца так прочно утвердилась за мной в нашем полку, что поддерживать его честь во всех наших стычках с армейцами приходилось теперь Бобу Стабзу. Что касается женщин, вы их знаете: они обожают храбрость, и я, с моей блестящей репутацией, мог в то время выбирать любую - от любви ко мне и к моему красному мундиру умирало не меньше десятка невест с приданым в три, четыре, а то и пять тысяч фунтов стерлингов. Но я был не так глуп. Дважды я чуть было не женился, дважды меня постигало разочарование, но я поклялся всеми святыми, что у меня будет жена, и жена богатая. "Жениться на богатой ничуть не труднее, чем на бедной", руководствуясь в жизни этой истиной, вы никогда не ошибетесь: ведь на одну и ту же наживку можно поймать и форель и семгу.

Июль. Расправа

Даже после приключения с бульдогом мясника Доблу не удалось прослыть храбрецом, за мной же эта слава утвердилась прочно: Роберт Стабз считался самым удалым забиякой среди удалых Северных Бангэйцев. И хотя я честно признаюсь, - обстоятельства моей дальнейшей жизни подтверждают это, - что судьба не очень-то щедро одарила меня отвагой, человеку свойственно заблуждаться на свой счет, так что очень скоро я и сам уверовал, что убийство пса было величайшим подвигом и что я - герой, с которым не сравниться ни одному солдату из стотысячной армии его величества. Что вы хотите: у меня всегда была душа военного, вот только жестокая сторона военной профессии, все эти отвратительные битвы и кровь мне не по душе.

Полк наш, в общем, храбростью не блистал, - чего требовать от территориальных войск? - и, уж конечно, Стабз считался отчаянным бретером. Я так грозно ругался и вид у меня был такой свирепый, точно мне довелось участвовать в десятках кампаний. Я был секундантом в нескольких дуэлях, судьей во всех спорах и таким метким стрелком, что задевать меня остерегались. Что же касается Добла, я взял его под свое покровительство, и он так ко мне привязался, что мы вместе ели и пили и каждый день ездили верхом. Отец его не жалел денег, - пусть сын тратит, раз попал в хорошее общество, а уж кто сравнится в этом смысле со знаменитым Стабзом! Да, в те дни знакомство со мной считалось честью, я слыл отважным храбрецом, и все так продолжалось бы и по сей день, если бы... если бы не то обстоятельство, о котором вы сейчас узнаете.

Случилось это в роковой 1796 год, когда полк Северных Бангэйцев квартировал в Портсмуте, - это такой приморский город, описывать я его не стану, да и вообще не слышать бы мне его названия. Я, может быть, был бы сейчас генералом или уж по меньшей мере богачом.

В те времена военных всюду встречали с распростертыми объятиями, и уж тем более я со своей блестящей репутацией был всюду желанным гостем. Какие устраивались в нашу честь обеды, какие завтраки, с какими прелестными девушками танцевал я кадрили и контрдансы!

И хотя меня дважды постигало разочарование в любви. как я вам уже рассказывал, сердце мое оставалось юным и доверчивым; и, зная, что единственным выходом для меня была женитьба на богатой, я и здесь ухаживал напропалую. Не стану рассказывать вам о тех очаровательных созданиях, которые привлекли мое внимание, пока я жил в Портсмуте. Я пытал счастья не раз и не два, но, - странное дело, я никогда не мог этого понять, - хотя дамы зрелого возраста относились ко мне более чем благосклонно, юные девицы неизменно меня отвергали.

Однако недаром говорится: "трус красавицу не завоюет", поэтому я упорно шел к своей цели, и когда познакомился с некоей мисс Клоппер, дочерью достаточно богатого купца, поставщика военного флота, то повел с ней дело так, что уж она-то не смогла бы мне отказать. Брат ее, капитан армейского пехотного полка, помогал мне как только мог, - я был для него идеалом офицера.

Поскольку капитан Клоппер оказал мне множество услуг, я решил угостить его обедом, - это я мог себе позволить, не поступаясь своими убеждениями, ибо Добл жил в гостинице, а так как все счета он посылал отцу, я не стеснялся столоваться там за его счет. Добл пригласил к обеду своего приятеля, так что у нас получилось за столом "каре", как говорят французы. Соседний с нашим столик заняла компания морских офицеров.

Я не из тех, кто пожалеет лишнюю бутылку для себя или для друзей, поэтому языки у нас очень скоро развязались, и мы час от часу проникались друг к другу все большей симпатией. Как это принято у офицеров после обеда, все наперебой рассказывали о своих подвигах на поле битвы и об успехах у дам. Клоппер поведал присутствующим, что мечтает видеть меня мужем своей сестры, и поклялся, что во всем христианском мире не найти другого такого отличного парня, как я.

Поручик Добл подтвердил это.

- Но только пусть мисс Клоппер знает, - сказал он, - какой Стабз сердцеед. У него было невесть сколько liaisons {Связей (франц.).}, и помолвлен он был невесть сколько раз.

- В самом деле? - воскликнул Клоппер. - Расскажи-ка нам о своих похождениях, Стабз!

- Ну что вы, - сказал я скромно, - право, о чем тут рассказывать. Я был влюблен, дорогой друг, - да и кто не был? - и меня обманули, - скажи, кого не обманывали?

Клоппер поклялся, что оторвет сестре голову, если она когда-нибудь посмеет поступить так со мной.

- Раскажи ему о мисс Кратти, - попросил Добл. - Ха-ха-ха, уж если кто с кем и поступил, так это он с ней, а не она с ним, провалиться мне на этом месте!

- Нет, нет, Добл, ты преувеличиваешь. И вообще не нужно называть имен. Дело в том, что в меня безумно влюбилась одна девушка, и не какая-нибудь бесприданница, - за ней давали шестьдесят тысяч фунтов, клянусь честью. Мы уже назначили день свадьбы, как вдруг приезжает из Лондона один ее родственник.