Путешествия пана Вроучека

Так в минуты откровения не раз говаривал я неудачнику.

Он молча переминался с ноги на ногу, грыз ногти и, конечно же, опять раздумывал над тем, как бы обвести меня вокруг пальца и всучить очередную пачкотню.

Попался я на его удочку и в прошлом году.

Однажды сей литературный калека прискакал ко мне с подозрительно поблескивавшими глазами и начал плести что-то о новой вещи, которую-де он намеревается сочинить. Так бывает всякий раз, едва только в его мозгу забрезжут контуры будущего творения.

И, глядя на лихорадочно-восторженное лицо Роусека, слушая его вдохновенные речи, невольно начинаешь верить, что в голове у этого человека созрел потрясающий замысел - стоит только перенести его на бумагу, и цитадель бессмертия будет взята.

В тот раз Роусек с жаром вещал о "блистательной юмореске", "великолепной сатире" или остроумной "комико-фантастической повести", что-то в этом роде.

Пока он принес лишь первую главу, которую тут же мне и огласил. Из нее я узнал, что героем новой вещи Роусека является некий Матей Броучек, пражский домовладелец, непостижимым образом угодивший из градчанского трактирчика "Викарка" на Луну. Следующие главы должны были повествовать о том, что он там увидел и пережил. Никто не станет отрицать, что из этого могло получиться все, что угодно, а следовательно, и нечто стоящее; к тому же Роусек делал такие умопомрачительные намеки насчет дальнейшего, столь многообещающе сверкал глазами, что в конце концов ему удалось внушить мне сумасбродную мысль, будто в его лице я имею дело с чешским Свифтом, Сервантесом и Рабле одновременно.

Он до такой степени заморочил мне голову, что я позволил тотчас отэскортировать себя с роковою первой главой в типографию. Правда, Роусеку пришлось поклясться, что он умрет, но в течение восьми дней представит мне всю рукопись целиком.

Но чего стоят клятвы Роусека! Все кончилось как обычно. Вместо всей рукописи я с трудом заполучил от него через месяц вторую главу. И каждую последующую мне приходилось у него буквально вырывать в последнюю минуту, умоляя и даже прибегая к угрозам. С качеством рукописи дело обстояло и того хуже.

Оригинальное, остроумное, блестящее произведение осталось в голове Роусека, а на бумаге возникала тусклая, нелепая мешанина из плохо понятых и неверно списанных пассажей из научных трудов (Роусек и наука!), сумбур из жалких острот и убогого подражания зарубежным юмористам. Уже после третьей главы несчастный автор признался, что вся затея ему опротивела, и, когда он своему достойному сожаления детищу переломил наконец позвоночник неожиданным финалом, где вовcе неостроумно объявил путешествие на Луну жалкой мистификацией, выдумкой, принятой им за чистую монету, у меня гора с плеч сваяшшеь.

Я утешал себя надеждой, что снисходительные читатели посмотрят на случившееся сквозь пальцы и "Путешествие" будет предано заслуженному забвению.

И вот предо мною живой укор, напоминающий мне о моем грехопадении.

Однако я не мог сдержать улыбки при виде разъяренного господина домовладельца.

- А! Так вы, видимо, пришли по поводу той злосчастной лунной истории?

- Да, по поводу белиберды, которая только сейчас попала мне в руки. Меня не интересуют всякие ерундовые листки, и до вчерашнего вечера я понятия не имел о существовании вашего журнала. Но вчера в трактир "У петуха" пан официал [ Официал- мелкий канцелярский чиновник в АвстроВенгрии. Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примечания переводчиков. ] принес вот это распрекрасное произведение...

- Успокойтесь, сударь! Ваше негодование совершенно беспочвенно! По чистой случайности вас тоже зовут Броучеком, и даже Матеем Броучеком, и столь же случайно...

- Случайно? - с неослабевающей яростью перебил меня пан Броучек.- Уж не хотите ли вы сказать, что у какого-то другого Матея Броучека тоже есть четырехэтажный дом в Старом городе, что он тоже холостяк, ходит вместе со мной в "Викарку" к Вюрфелю и в трактир "У петуха" и что он, как и я, купил книжку о Луне, а?

Столь разительное совпадение поставило меня в тупик. Проклятый Роусек! Не желая себя утруждать, он попросту подцепил своего героя в ближайшем трактире, даже физиономия в его описании весьма похожа на оригинал.

- Но, дорогой друг,- успокаивал я разгневанного гостя,- если даже писатель и воспользовался вашей драгоценной особой, что же тут такого? Невинная шутка, не более. Никому и в голову не придет, будто вы всерьез пытались кого-то убедить, что были на Луне...

- Да, но я действительно был на Луне! - внушительно отчеканил пан Броучек, выпятив грудь и вскинув голову.

Можете себе представить, как я на него воззрился!

Я искал в лице пана Броучека признаков лукавства и, не найдя их, пришел к выводу, что передо мной - сумасшедший, свихнувшийся за чтением лунной галиматьи Роусека, в чем, надо сказать, не было бы ничего удивительного.

Но как описать мое изумление, когда пан Броучек выложил неопровержимые доказательства сврего пребывания на Луне, кои доказательства любезный читатель найдет на последних страницах этой книги! Долго не решался я поверить столь невероятному сообщению, пока наконец доводы пана Броучека, ясные, как бозкий день, не прогнали последнюю тень сомнения.

Засим, разумеется, я счел своим святым долгом не только надлежащим образом извиниться перед паном Броучеком, но и дать правдивый отчет (то-то мир изумится!) о его лунных открытиях и приключениях, каковые столь же сравнимы с нелепыми измышлениями мистификатора Роусека, сколь бессмертное[ Поэтическое описание ночи и собора св. Вита. Читатель знакомится с внутренним миром пана Броучека. Иллюзия землетрясения. Пессимистические раздумья о Земле. Диковинные обстоятельства, при которых пан Броучек оказался на Луне. ] полотно с детской пачкотней.

Мысленно я уже представляю себе, какое радостное волнение вызовет моя книга в народе нашем, какой завистью наполнит она сердца наших недоброжелателей. Наконец, наконец-то человечеству удалось взять рубеж, на протяжении стольких веков отделявший нас от остальных обитателей вселенной; наконец-то на далекое небесное тело, куда до сих пор едва проникали лишь пытливые взоры астрономов, впервые в истории цивилизации ступила нога человека, да к тому же еще нога простого чешского гражданина, который затмил тем самым славу Колумба!