Путешествия пана Вроучека

Некоторое пристрастие автора к симметрии, контрастам и параллелизмам можно объяснить и навыками Чеха-поэта. Они помогают автору выпукло выразить идею, экономно и естественно организовать материал. Повести оставляют ощущение изящества и стройности конструкции. В них проявилось свойственное большим художникам чувство гармонии и пропорций.

Рука поэта дает себя знать и в описании старой Праги, Градчан, которые, видимо, не случайно выбраны стартовой площадкой для путешествий Броучека. Дело, наверное, не только в том, что именно на Граде пражском приютилась знаменитая "Викарка", где любил бывать сам писатель; сама романтическая обстановка Градчан прямо-таки располагает к ним. Оттуда одинаково близко и до Луны, и до глубин истории. Луна заливает своим светом градчанские надворья, проплывает над островерхими крышами домов и шпилями костелов, и кажется, что до нее - рукой подать. А дворцы и соборы, крепостные стены и башни стоят как вечные декорации к уже отзвучавшим сценам из давних времен. И прошлое там властно притягивает к себе, разжигает воображение... "Когда, вступив на третий двор замка, оказываешься перед величавым колоссом собора, стремящим к небу каменный лес декоративных колонн и арок, из всех углов вдруг выступают тени тысячелетнего прошлого и наполняют мою фантазию кипением мрачных и пестро-сверкающих образов".

Написанные девяносто лет назад, повести Чеха и по сей день пользуются неизменным читательским спросом. Они выдержали испытание временем и вошли в живой фонд чешской литературы. Связанные со своей эпохой, они неизбежно выходят за ее рамки. Отражая атмосферу конкретного исторического периода, представляют интерес и для грядущих читательских поколений. "Путешествия Броучека" расширяют наши представления о прославленной чешской сатире и о творчестве одного из интереснейших писателей XIX века.

Л. Будагова

ПРАВДИВОЕ ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ПАНА БРОУЧЕКА НА ЛУНУ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Раздался резкий стук в дверь и, прежде чем я успел крикнуть "войдите!", в комнату ворвался человек скорее маленького, нежели высокого роста, однако с довольно внушительным брюшком, на котором поверх ворсистого плюшевого жилета красовалась тяжелая золотая цепочка с многочисленными брелоками в виде полумесяцев. Но и помимо этого в костюме незнакомца сказывалась солидность вкуса состоятельного пражского мещанина, а круглая, гладко выбритая, иссинякрасная физиономия была исполнена того благородного достоинства, какое придает человеку лишь законное обладание четырехэтажным домом.

- Я имею честь говорить с паном редактором? - осведомился он, хотя и учтиво, но тоном, который не сулил ничего хорошего.

Надвигавшуюся грозу предвещали и толстые багровые руки в массивных золотых перстнях. Правая яростно металась у меня прямо перед глазами, а левая лихорадочно теребила цепочку от часов, так что маленькие серебряные полумесяцы громко звякали друг о друга.

- Что вам угодно, сударь? - отозвался я как можно хладнокровнее.

- Я пан Броучек. Матей Броучек, пражский мещанин и владелец дома, четырехэтажного дома, за которым нет ни крейцара долга. У меня двенадцать квартирантов, все, как один, порядочные съемщики, кроме, правда, одного, художника... А так - все, как один, порядочные съемщики. Среди моих жильцов - советник верховного земского суда, верховного, смею заметить. Я пользуюсь всеобщим уважением и не потерплю, чтобы какой-то щелкопер позорил мое имя. Я его не на улице нашел и не украл - да-с! - чтобы обзывать меня масти... мисти... мистифи... гм, гм... чтобы срамить меня глупыми россказнями о Луне, в корых нет ни слова правды.

"Броучек, Броучек..." - повторял я про себя, взывая к своей памяти, пока наконец не вспомнил злополучное "Путешествие пана Броучека на Луну" Б. Роусека, фантастические путевые заметки, которые в прошлом году, поддавшись минутной слабости, я поместил в "Кветах". К сожалению, с этим Б. Роусеком не путайте его с молодым поэтом-однофамильцем, чей стихотворный сборник, изданный под псевдонимом, наделал недавно порядочно шуму,- так вот, с Б. Роусеком я был немного дружен и испытывал даже нечто вроде сострадания к этому непутевому человеку. Он мог бы заполучить себе теплое местечко и стать полезным членом человеческого общества, но черт дернул его взяться за писание стихов и рассказов.

Рецензенты и друзья без зазрения совести расхвалили его, и судьба Роусека была решена. Теперь вместе с сединой (и лысиной вдобавок!) к нему пришло сознание того, что он свалял дурака и ступил на ложный путь, но поздно. Иногда, в порыве откровенности, я говорил ему: "Милый Роусек, пора бы тебе бросить пиСанину! Ты же сам признаешь, что родился посредственностью и что теперь, на старости лет, тебе изменяют последние крохи юмора и фантазии. Вокруг тебя писатели, перед которыми мы преклоняемся, но посмотри только, что о них пишут! Вся наша литература великое ничто, смехотворное фиаско, мыльный пузырь, который мы превозносили как играющее всеми цветами радуги чудо и который в один прекрасный день лопнул, превратившись в мыльные брызги. Вот что пишут, да к тому же еще советуют: "Оставьте ваши, детские забавы, бросьте свое мыло и примитесь за что-нибудь более полезное!" Если нация нуждается в книге, ей на первых порах вполне хватит переводной литературы и наших критических пирaмид. Возможно, впоследствии кто-нибудь да вытащит чешский литературный воз из болота. Уже сейчас в нашем узком кругу найдется несколько светлых голов, от которых со временем можно ожидать чего-либо путного... Видишь, милый Роусек, что говорят о нашей литературной братии. Чего же надеешься добиться ты, коль скоро сам признаешь, что не бог весть какой гений. Послушайся, дружище, моего доброго совета: брось бесполезное бумагомарание и займись чем-нибудь другим! Хоть ты yже далеко не молод, авось выклянчишь себе уютное местечко. Не откладывай этого в долгий ящик, сейчас же принимайся за дело! Я одолжу тебе свою новую черную пару - мы ведь с тобой одного роста! - а если хочешь, то и выходные перчатки, и белый галстук. Не скупись на униженные поклоны, ссылайся на свои скромные заслуги - они и впрямь весьма скромны,- придай лицу жалостливое выражение - глядишь, может, кто и вспомнит о каком-нибудь пустующем стуле в каком-нибудь региональном учреждении, который милостиво соблаговолят занять твоей невзрачной персоной".