По ту сторону моря

И повернулась она к огромному Питеру спиной. Но не простила.

От холода она поняла, что мир переродится через огонь, смерть отступит.

Появится ли новая птица?

Ведь иволга-то умерла, и думать о ней нечего - никакой сестры больше нет.

Теперь девушке, или, скорее, сильной женщине, стало ясно, что все ей придется делать одной, никто ей не поможет.

(А как же человеку играть, как ему изображать, чту есть грим и чту есть кожа, чту есть картина и чту есть огонь, в какой темной комнате ломаются границы, когда проявляется у человека другая его душа?)

Сестры у нее больше не было, а вот другие вокруг нее были. Так начались ее пророчества - надо было, чтобы люди поняли, что приближается солнце смерти и воскрешения, и готовились к его приходу. Теперь она скиталась по всей округе, собирая вокруг себя толпы приверженцев. Волосы развеваются, развеваются лохмотья. Все больше и больше походит она на птицу. В лесу откроется истинный дух птицы. А когда она, под конец, все-таки дошла до родного села, старики родственники вышли ей навстречу, поверили ей безоговорочно и последовали за ней. Вначале их было не особенно много, человек, может, двадцать (некоторые следовали за ней с самой окраины имперского города), и вдруг людей прибавилось, теперь их было около сотни. А может, несколько сотен? И кто они такие? Этих она уже не знала.

И повела она их за собой в лес. Или, может, это они ее за собой повели, кто знает, как это было?

Как бы там ни было, в самой глубине леса выстроили они деревянный скит. Там, в остальном мире, теперь шла война, империя на империю, вот-вот вылупится из железного яйца черное мировое господство. Есть у птицы особый день, огненный день Крестителя, воскресенье, все тогда разъяснится - этого часа и ждали эти бедные-несчастные, сидя в своем деревянном убежище, в пахучей темноте обтесанных балок и тяжелых стволов.

Темнота эта длилась много дней, вечное мгновение темноты. И для каждого из сидящих там существовало что-то свое, особенное, зарождавшееся от темноты или уничтожавшееся ею. Оказалось, однако, что когда наконец пришел огонь, то пришел он для всех не вовремя, не в тот день, не его тогда ждали.

Чтобы загорелись такие свежие доски, огонь нужно разводить тщательно и продуманно, в нескольких местах - так, чтобы один огонь перекидывался в другой, чтобы они соединялись, укрепляли и питали друг друга.

Были среди них такие опытные поджигатели. Кто они такие? Откуда пришли? Когда она увидела, как они переговариваются, советуются, то вдруг страшно перепугалась - до того у них лица закрытые, замкнутые, чужие, кто ими управляет?

И неожиданно для нее самой - для нее-то больше всего - огонь однажды пришел. Ничего уже не поправишь, все горит. Скит и впрямь горел. Огонь взвивался вверх все более огромными языками, настал момент такой неправдоподобной жары, которую и представить себе нельзя, даже если находишься в самом ее центре, ибо она уже уничтожила все представления.

Она вдруг почувствовала, как природная скованность тела, его тяжесть каким-то странным образом смягчается. Как жар расходится по всем связкам зудит в перьях, скребет в крыльях, тянет, движется. Как поднимается жар. Как крылья начинают подрагивать, хлопают, несут ее тело. Как она взлетает над кронами деревьев, которые вдруг сорвало с места волной взорвавшегося света, и вот она уже больше не взлетает, а падает. Все падает и падает.

Теперь горели все в скиту, кричали, пылали факелами. И люди горели, и дерево горело. Люди кричали. Как они кричали! Посреди леса появилось огненное поле, шел невыносимый смрад. Заполыхали заросли папоротника. Под пылающим орнаментом из тонких ветвей тек черный источник, бил тайный ключ. В самой черной глубине виднелся огонь. Жар медленно угасал. Выжило только черное одиночество, которое царило далеко во вселенной, а теперь повисло над землей, как мертвый воин, - черное, пустое, огромное.

Огонь за огнем вспыхивали над страной. Поля пепла.

А после огня пришел снег, снег и темнота.

Сцена: Россия 1918 года. С воплями носятся Катька и матрос. Шлюхи и солдаты. Упоение, хохот и рев, вопли отчаяния, отдельные выстрелы. Волокут тела, бегут куда-то ноги, суды распущены, министры в тюрьме. Залпы, взрывы хохота, крики о помощи. Еще один страшный раскат, шторм - а затем полная тишина.

Тьма, снег, ветер. "Трагедия начинается". "Пришли к нам дни тьмы и холода". Ночь, снег. "Что они в сравнении с грядущей тьмой среди бела дня и стужей?"

Снег сыплет и сыплет. Ложится на колоннады, покрывает весь город. Вихрящаяся белизна делается все более непроницаемой, огромный, лежащий в темноте голодный город все далее отторгается от мира. Как острова выплывают строения портовых складов, стены крепости, заводские кварталы, заледеневшие корпуса кораблей, засыпанные снегом краны, товарные вагоны, заснувшие на своих рельсах. В нетопленых домах царит смертельный холод. Снег. Каменные набережные и лестницы с тяжелыми от снега черными цепями и львами. Спрятанное под снегом, то, что укрыто снегом (замерзшее до черноты, кровавое), - когда-нибудь оттает. Снег над городом, над темным зверем. Тросы обрублены, теперь город уплывает в белый сон, снежный вихрь, снег означает забвение, новое лицо, новое ослепительное фантастическое "я" вытесняет скомканные воспоминания, события. Такова история о конце света и появлении Антихриста. Снег падает на какой-то период истории, прошлое отринуто, мир превращается в сон. Кровь на снегу. Страшный белый сон - куда же исчез мир? Люди вдруг остались одни. Ничего больше не чувствуют. Они освобождаются, развязываются. Снег означает забвение. Скоро встанут огромные статуи с безжизненными лицами. Другой мир все удаляется и удаляется, как же он теперь далеко! Люди все больше и больше отходят. Вдали, между заснеженными деревьями, расстрельные стенки грядущей власти.

Снег все идет. Мягкий, неслышный снег падает на темные воспоминания, на город. Мягкий снег покрывает все, памяти больше нет. Снег, какая радость! Хлопья снега вьются над замерзшим каналом, тают на губах. Снег несет с собой упоение, глубокое и сильное. То, что зарыто в снегу, сокрыто под ним. Беззвучно и мягко падает снег. Город погружается в белое забытье, в новый белый век. А между засыпанными снегом деревьями: