Украденное лицо, Моя юность прошла в Кабуле

Говорят, что талибы в занятых ими провинциях отлавливают молодых людей и отправляют их на передовую - разрушать деревни, сжигать дома.

Во второй половине дня Дауд отправляется вместо папы в магазин, чтобы сделать запас батарей - на тот случай, если городу придется жить в осаде. Вернувшись, он рассказывает, что многие кабульцы тоже занимаются закупками впрок, опасаясь наступления худших времен. Мама сердится на Дауда за то, что он так рискует:

- А если тебя заберут? Посадят в тюрьму, как когда-то коммунисты твоего брата? Заставят тебя убивать людей?

Весь груз домашних забот ложится на плечи моего бедного отца. Он опасается за здоровье мамы, боится, что талибы схватят его сына, что дочери будут обречены жить взаперти, без надежды на будущее. Он не знает, что сталось со складами, где хранятся его ткани, - они оказались на пути у талибов, прорывавшихся в город. Впервые папа все потерял в 1991 году, во время неудавшегося государственного переворота генерала Таная: ракеты полностью уничтожили магазин на проспекте Джада Майванда. Дела в магазине шли хорошо, папа прилично зарабатывал - он заказывал ткани в Японии и в СССР. Семья не роскошествовала, но и не бедствовала. В тот страшный день папа потерял большую часть нажитого.

С огромным трудом, ценой невероятных усилий, отец восстановил свое дело, но в 1993 году, во время штурма Кабула Хекматияром, разразилась новая катастрофа.

Папа не мог попасть на свои склады - ходить по улицам в том районе было опасно из-за противопехотных мин. В телевизионных репортажах мы видели убитых людей, дымящиеся обломки разрушенных домов. Когда через три месяца папа наконец увидел то, что осталось от его имущества, он пришел в ужас. Выживший сторож, которого он навестил в больнице, рассказал, что фундаменталисты намеренно сожгли склад из огнемета, чуть не убили его самого, стреляли даже по собакам! Сторож притворился мертвым, и на закате его подобрали танкисты из правительственных частей. Вот такими варварскими методами Хекматияр пытался отобрать Кабул у своего заклятого врага Массуда. Папе снова пришлось начинать с нуля с помощью кредита, выделенного правительством пострадавшим коммерсантам, он восстановил свое дело и даже сумел вернуть большую часть ссуды. Жизнь как будто наладилась, но, если с приходом талибов все снова рухнет, я не знаю, как папа справится с финансовой ситуацией.

Вечером, прижав ухо к приемнику, чтобы не услышали соседи, мы ловим передачу Би-би-си, хотим узнать новости. Журналист говорит о боях на окраине Кабула между правительственными войсками, силами Массуда и талибами. А мы уже знаем, что бои идут в центре столицы, что война вошла в жизнь каждой семьи.

Сегодня ночью мы попробуем заснуть с этим ужасом в душе...

Глава 2

КАНАРЕЙКА В КЛЕТКЕ

Сорайя прикрепила к стене в нашей комнате открытку: роскошная пурпурная роза на голубом фоне. Пока сестра готовит завтрак, я не отрываясь смотрю на цветок.

Раннее утро субботы 28 сентября 1996 года несет на себе отпечаток небытия. Вчера наши соседи суетились, взволнованно обсуждая, починили ли телефон, есть ли новости от родных, а сегодня меня окружает глухая тишина. Папа не пойдет бегать - талибы наверняка не одобряют джоггинг, впрочем, как и любые другие развлечения. Накануне, как обычно по пятницам, банки закрылись, но сегодня папе придется отправиться за деньгами на ближайшие дни.

Мама еще спит, оглушенная снотворными, из комнаты Дауда не слышно музыки. Чтобы не беспокоить маму, брат разговаривает в кухне с Сорайей шепотом. Они не пойдут на работу, а я не отправлюсь в лицей.

Я чувствую невыносимую усталость во всем теле, но глаза остаются сухими. Нет сил встать, и я обвожу взглядом коллекцию открыток, развешанную Сорайей по стенам. Красный тюльпан, белый цветок из Нью-Дели... Летая по миру, сестра все время пополняет коллекцию. А в Кабуле давно не продают живые цветы, разве что искусственные букеты, сделанные на Тайване.

Чем заняться? Я уже помолилась на коврике, который папа привез мне из Мекки. Можно почитать статью Сабира для последнего номера нашей самодеятельной газеты. Мы с друзьями издаем ее уже два года - один экземпляр каждого номера. Ее передают из рук в руки в нашем квартале, ко мне газета возвращается смятой и потрепанной. Последний номер я бережно храню в своем шкафу, очередной находится в работе. Но зачем теперь готовить статьи, фотографии Мадонны, стихи, заметки о моде или о новом индийском фильме? Раз вся пресса контролируется отныне талибами, говорить больше не о чем, газетам заткнут рот или вовсе закроют!

В четверг утром я сдала экзамен на факультет журналистики, а вечером Сабир и его сестра Фарида спрашивают, достаточно ли я работаю, чтобы в начале зимы сдать заключительный тур. В ответ я пожала плечами:

- Все это очень легко!

- А какая тебе досталась тема?

- Нужно было по собственному выбору написать эссе о печатной прессе, радио или телевидении

- И что ты выбрала?

- "Господин Бен Ладен, саудовский друг талибов, решил профинансировать строительство мечетей в стране".

Я услышала эту новость по радио - не помню когда, но она меня поразила. Я ничего не знала о жизни Бен Ла-дена, разве что тот факт, что он очень богат, но оценили мою работу высоко.

Уходя, Сабир вернул мне книгу, которую брал почитать: "Красный цветок для моей боли" иранского писателя Парведа Гази Сайда. Грустная история любви, вызвавшая восторг у молодых читателей, мне она тоже очень понравилась.

- Ну и что ты думаешь об этом романе?

В ответ Сабир изобразил на лице снисходительно-презрительное выражение, но я-то знаю, что он влюблен в одну девушку из нашего квартала! Мой друг ничего от меня не скрывает, а я все пересказываю его сестре... Родители считают, что Сабиру еще рано жениться, и не спешат со сватовством.

Я заставляю себя думать об обычных, простых, повседневных вещах, например о платье, которое ждет примерки у портнихи, - папа пообещал забрать его. Мама недовольна, что он потакает всем моим капризам. Я обожаю отца и действительно могу добиться от него чего угодно. Даже Дауд, когда был студентом, прибегал к моей помощи, чтобы попросить о чем-нибудь папу! Всякий раз, когда я прошу денег на новую кассету или лак для ногтей, мама ворчит: