Последняя глава (Книга 3)

- Я не могу заставить их поверить, я могу только говорить правду.

- Хорошо. А когда произошла ваша следующая встреча с соответчиком?

- На другой день вечером. Затем он пришел и на следующий вечер, в еще не обставленную квартиру, куда я собиралась переехать, и помогал мне красить стены.

- Несколько необычно, не правда ли?

- Возможно. Но у меня не было денег, а он сам покрасил свое бунгало на Цейлоне.

- Так. Чисто дружеская услуга с его стороны. Скажите, а в течение тех часов, которые вы провели вместе, между вами не было никаких любовных отношений?

- Между нами их никогда не было.

- В котором часу он от вас ушел?

- Мы оба раза вышли вместе в девять часов, чтобы поесть.

- А после этого?

- Я возвращалась к тетке.

- И перед тем вы никуда не заходили?

- Никуда.

- Хорошо. Вы виделись с вашим мужем, прежде чем ему пришлось уехать обратно на Цейлон?

- Да, дважды.

- Где в первый раз?

- У меня на квартире. Я тогда уже переехала.

- Вы сказали ему, что соответчик помогал вам красить стены?

- Нет.

- Почему же?

- А почему я должна была говорить ему об этом? Я ничего моему мужу не говорила, кроме того, что я не вернусь. Я считала свою жизнь с ним конченной.

- Просил ли он вас опять, при этом вашем свидании с ним, вернуться к нему?

- Да.

- И вы отказались?

- Да.

- В оскорбительной форме?

- Простите, я не понимаю.

- Грубо?

- Нет, просто.

- Подал ли вам муж повод думать, что он хочет с вами развестись?

- Нет. Но я его намерений не знала.

- А вы, как видно, тоже не посвящали его в свои?

- Старалась посвящать как можно меньше.

- Это была бурная встреча?

Динни задержала дыхание. Румянец на щеках Клер погас, лицо побледнело и осунулось.

- Нет, грустная и тягостная, я не хотела его видеть.

- Ваш защитник сказал, что ваш муж с того дня, как вы от него уехали, решил развестись с вами при первой же возможности, так как гордость его была задета. У вас тоже сложилось такое впечатление?

- У меня не было и нет никакого впечатления. Возможно. Я не знаю, что он может подумать.

- Хотя прожили с ним почти полтора года?

- Да.

- Но, как бы то ни было, вы опять категорически отказались вернуться?

- Да, я уже говорила.

- Считаете ли вы, что он действительно желал вашего возвращения, когда просил вас об этом?

- В ту минуту - да.

- Виделись вы с ним еще до его отъезда?

- Да, одну-две минуты, но не наедине.

- В чьем присутствии?

- Моего отца.

- И он опять просил вас вернуться?

- Да.

- И вы отказались?

- Да.

- После этого ваш муж, перед отъездом из Лондона, прислал вам записку и снова предложил уехать с ним?

- Да.

- И вы не согласились?

- Нет.

- А теперь разрешите напомнить вам число, гм... третье января (Динни облегченно вздохнула), то есть день, проведенный вами от пяти часов пополудни и почти до полуночи с соответчиком. Вы не отрицаете этого?

- Нет, не отрицаю.

- И никаких любовных эпизодов?

- Только один. Он не видел меня около трех недель, и когда он пришел в пять часов пить чай, то поцеловал меня в щеку.

- Ах, опять в щеку? Только в щеку?

- Да, к сожалению.

- Вероятно, об этом сожалел и он.

- Допускаю.

- И после такой разлуки вы провели первые полчаса за чаепитием?

- Да.

- Ваша квартира находится, кажется, в бывшей конюшне, одна комната внизу, затем лестница и комната наверху, где вы спите?

- Да.

- И ванная? Вы же, наверно, не только пили чай, но и беседовали?

- Да.

- Где?

- В нижней комнате.

- И затем вы, беседуя, пошли вместе в Темпл, потом в кино и обедать в ресторан, где продолжали беседовать, потом взяли такси и, беседуя, поехали к вам на квартиру?

- Совершенно правильно.

- А потом, проведя с ним около шести часов, вы решили, что вам еще многое нужно сказать друг другу, так что понадобилось пригласить его к себе, и он пошел?

- Да.

- Ведь это было уже в двенадцатом часу?

- Я думаю, в начале двенадцатого.

- И сколько же времени он на этот раз у вас пробыл?

- Около получаса.

- Никаких эпизодов?

- Никаких.

- Рюмка вина, одна-две сигареты, еще немного поболтали, и все?

- Вот именно.

- О чем же вы столько часов беседовали с этим молодым человеком, пользовавшимся привилегией целовать вас в щеку?

- Ну о чем люди обычно разговаривают?

- Вот я вас и спрашиваю.

- Говорили обо всем и ни о чем.

- Поточнее, пожалуйста.

- О лошадях, фильмах, театре, о моих родных, о его родных... право, уж не помню.

- И старательно избегали любовных тем?

- Да.

- Строго платонические отношения с начала и до конца?

- Да.

- И вы хотите, леди Корвен, уверить нас в том, что этот молодой человек, который, по вашему же признанию, в вас влюблен и не видел вас перед тем почти три недели, ни разу не поддался своим чувствам?

- Кажется, он раз или два сказал мне, что любит меня. Но все время был неуклонно верен своему обещанию.

- Какому обещанию?

- Не добиваться моей любви. Любить человека - не преступление, это только несчастье.

- Вы говорите очень прочувствованно... по собственному опыту?

Клер не ответила.

- И вы серьезно утверждаете, что вы в этого молодого человека не были влюблены и не влюблены теперь?

- Я его очень люблю, но не в вашем смысле.

В Динни вдруг вспыхнуло горячее сочувствие к юноше, который должен был все это выслушивать. Ее щеки вспыхнули, голубые глаза остановились на лице судьи. Судья только что кончил записывать ответ Клер и вдруг зевнул. Это был зевок старика, и такой долгий, что, казалось, он никогда не кончится. Ее настроение вдруг изменилось, в ней проснулась жалость: судья ведь тоже вынужден изо дня в день выслушивать бесконечные попытки людей очернить друг друга и должен сводить эти попытки на нет.

- Вы слышали показание сыщика относительно того, что после вашего возвращения с соответчиком из ресторана в верхней комнате вашей квартиры горел свет? Что вы на это скажете?

- Да, горел. Мы там сидели,

- Почему там, а не внизу?

- Там гораздо теплее и уютнее.

- Это ваша спальня?

- Нет, гостиная. У меня нет спальни. Я сплю на кушетке.

- Понятно. И тут вы пробыли с соответчиком от начала двенадцатого почти до двенадцати?