Рассказы из сборника Пестрая компания

- "Дорогуша...", говорит она мне, - сообщала громогласно крупная блондинка другой, столь же габаритной даме, - "...дорогуша, я не видела тебя целую вечность. Где ты была? Моталась по летним театрам?". А сама, чтоб она сдохла, прекрасно знает, что я только что закончила две картины для "Фокс"1.

- Это все блеф, - гудел мужчина в клетчатом пиджаке. - Он будет вынужден отступить, Россия, или не Россия. У него нет нефти. Что можно сделать в наше время, не имея нефти.

- Мистер Датчер, - бармен принес телефонный аппарат и воткнул шнур в розетку, - это вас.

Звонил Макамер.

- Что ты делаешь сегодня вечером, Ральф? - спросил он, как всегда раздражающе громко.

- Сегодня вечером я пью, - ответил Датчер. - Пью и жду, когда на меня свалится что-нибудь очень приятное.

- Мы едем в Мексику, - сказал Макамер. - Не хочешь проехаться с нами?

В какую часть Мексики? - спросил Датчер. - В какой далекий от нас край этой вечнозеленой страны? Веракрус, Мехико...?

- Всего лишь в Тихуану, - рассмеялся Макамер. - Мне надо вернуться во вторник, чтобы порыскать насчет работы. Всего лишь на один день - поиграть на бегах. Ну так как, махнешь с нами?

- Без нефти, - продолжал клетчатый, - вести войну невозможно.

Датчер мрачно смотрел на говоруна, размышляя, хочет он махнуть в Мексику или нет. Поиграв во второй половине дня в теннис, вечер он, намеревался провести в одиночестве, ожидая, что в этот необыкновенный и значительный уикенд с ним самим произойдет нечто необыкновенное и значительное.

- А боя быков в Тихуане не будет? - спросил он.

- Не исключено, - ответил Макамер. - Я слышал, что там их иногда устраивают. Поехали. Завтра все празднуют "День труда", и в Голливуде, хоть шаром покати.

- Я устал, - сказал Датчер. - Семь ночей подряд я слушал радио, сегодня играл в теннис и, вообще, умираю от жажды.

- Ты можешь завалиться бутылкой на заднем сидении, - парировал Макамер. - Машину поведу я.

Макамер был начинающим писателем, а два сочиненных Датчером романа, произвели на него такое сильное впечатление, что он постоянно бегал за своим маститым коллегой.

- Я никогда не видел боя быков, - заметил Датчер. - А ты видел?

- С тобой недолго свихнуться! - сказал Макамер. - Одним словом, Долли и я заезжаем за тобой через пятнадцать минут.

Датчер с мрачным видом водрузил трубку на аппарат.

- Видимо, мне придется подыскать себе другой бар, - сказал он бармену. - Как только кому-нибудь взбредет на ум мне позвонить, он звонит сюда. Это бросает тень на мою репутацию. Пройдет пара лет, и мне перестанут давать работу. Сделайте мне ещё один "Коллинз" - обратился он к ухмыляющемуся бармену, не сводя глаз со стройной девицы, расположившейся у дальнего конца стойки. У девицы были длинные, густые, черные волосы и груди необычайной пышности. Девица, выпрямив спину, несла их на себе словно два знамени.

- Один её вид разбивает сердце, - заметил бармен.

- Калифорния, - ответил Датчер. - Здесь это - фирменное блюдо.

- Этот оператор, - жаловалась одна из блондинок, - сделал меня похожей на матушку Уильяма С. Харта1. Я сразу сказала ему об этом. И, поверь, сказала очень громко!

А в Польше сейчас по пыльной равнине грохочут танки, думал Датчер. Немецкие парни влезают в кабины своих бомбардировщиков. Они трогают рукоятки управления, щелкают тумблерами и вглядываются в приборные доски, поскольку до вылета остается пара минут, и делать им пока совершенно нечего. "Может быть, это мой последний вылет", думают они и, получив сигнал, отрываются от летного поля и берут курс на Варшаву. Кавалерия... Датчер вдруг вспомнил, что у поляков прекрасная кавалерия. И в тот же миг перед его мысленным взором предстал один из великолепных польских кавалеристов. Кавалерист тяжело сидел в седле на едва плетущемся коне. Он, который день без сна отступают от самой границы. Кавалерист провонял потом - своим и конским - и, прислушиваясь к гулу пролетающих над головой немецких бомбардировщиков, мечтает о том, чтобы соснуть и об английских истребителях. Кавалерист каблуками колотит в бока падающего от усталости коня и бормочет: "Ну, шевелись же ты, сукин сын. Шевелись". А богачи и их женщины, как все богачи и их женщины нашего мира, тихо, черным ходом оставляли свои дома. Они делали это задолго до рассвета, пока немецкий парень на бомбардировщике не мог ясно увидеть одинокого кавалериста на бесконечной, пустынной дороге внизу.

Датчер покосился на девицу с похожими на знамена грудями. Он сидел за стойкой, делая вид, что смотрит прямо перед собой и притворяясь, что ничего не происходит. На самом деле он чувствовал, что в нем просыпается похоть, постепенно заполняя всего его так, как заполняет стакан поднимающаяся в нем вода. Эта похоть не обращена на кого-нибудь конкретно, думал он, глядя на милое девичье личико, обрамленное черными волосами, на её длинную шею и вызывающие изумление груди. Ты должен стыдиться, думал Датчер. Знаток Спинозы, поклонник Джона Мильтона1, борец за высокие моральные принципы и адвокат экономических реформ, испытывает приливы похоти десять раз на день при виде милого личика, кружевной оборки или при звуках женского смеха.

- Мы существуем в двух мирах, - сказал Датчер бармену, на что тот ответил слабой улыбкой.

Голливуд, подумал Датчер. Голливуд имеет к этому самое прямое отношение. Это всё продукт среды. Куда бы ты не шел, секс в Голливуде прет на тебя, как запах сыра в Висконсине. Если ты пытаешься выбросить из головы мысли о "Полуночном убийстве", то образовавшийся вакуум мгновенно заполняет секс. Фильм, сценарий для которого он сейчас писал, должен был называться "Полуночное убийство". Это была длинная невероятно запутанная история о певичке из ночного клуба., которая пьет за чужие деньги, но которая "чрезвычайно органична и искренна", как сказал кто-то при обсуждении сценария. У певички есть сын, которого она храбро пытается укрыть от грязи, связанной с её профессией. В итоге, героиня оказывается замешенной в убийстве, и ей под дождем приходится вместе с сыном убегать из города. В результате копы арестовывают невинного человека... Датчер потряс головой, чтобы отогнать наваждение. Ему никак не удавалось упростить сюжет. Ну и Бог с ним. Ведь сейчас, как-никак, уикенд. Через две недели он сценарий все же кончит, и получит денег столько, что целых восемь месяцев сможет безбедно прожить в Нью-Йорке. Ну зачем я себя обманываю? Думал он. Ведь и в Нью-Йорке я буду на них пялиться.