Дневник (1887-1910)

* Прислушайтесь к бубенчикам дилижанса! Он приближается к вам, как разжиревшая и пунктуальная домоправительница, позвякивающая в кармане связкой ключей.

* Приглядитесь к солнечному лучу, проникшему в темную комнату. Он полон пыли. Солнечный луч - ужасный грязнуля.

* Эмиль Пувийон. "Сезетта". Он любит свой край и хорошо его описывает, но насколько же легче увидеть пейзаж, чем крестьянина! Его пастухи и пастушки насквозь фальшивы. Гуртовщик говорит: "Ох, и вкусен шафрановый суп, жирный, питательный, елееподобный!"

* - Господа, если мои сведения точны, отечество в опасности!

15 января. Каждую минуту я сам перерезаю конский волосок, на котором висит дамоклов меч, и пронзаю собственное сердце.

* Я как раз такой писатель, которому мешает стать великим единственно вкус к совершенству.

* Теперь я читаю французскую литературу лишь в избранных отрывках. Но мне хотелось бы самому их выбирать.

11 февраля. Нередко ночью я слышу пенье петуха. Поутру спрашиваю Филиппа, слышал ли и он тоже. Он говорит, что не слышал, и это меня беспокоит.

* Нужно, чтобы слово боролось с мыслью, но не давало ей подножек.

* Чтобы описать крестьянина, не следует пользоваться словами, которых он не понимает.

* Маринетта научилась распознавать в самом зародыше мои дурные настроения, которые иначе могли бы перерасти в злобу.

* Сейчас доброта в моде; но мода продержится недолго.

21 марта. - А как поживает ваша внучка, мадам?

- Спасибо, сударь, хорошо.

- И вы по-прежнему думаете сделать из нее проститутку?

* Для того чтобы быть оригинальным, вполне достаточно подражать писателям, вышедшим из моды.

14 апреля. Для писателя, который только что кончил работать, чтение это как поездка в экипаже после утомительной ходьбы.

19 апреля. Я не могу удовольствоваться прерывистой жизнью, мне нужна жизнь сплошная.

* У меня из слоновой кости не башня, а только записная книжка.

* Эх, писать бы то, что школьники переписывают в тетради. Это значило бы стать классиком!

* Баррес. Проповедник энергии, как бывают проповедники философии. Для них не обязательно быть мудрыми.

* Созерцать природу - это все-таки полезнее, чем переводить Вергилия.

22 апреля. Романтики - люди, которые никогда не видели оборотной стороны вещей.

* Не желаю знать, что может думать о талантливых людях человек, не обладающий талантом.

* Две утки пролетают по воздуху на такой высоте, где их не может настичь наша жестокость.

23 апреля. Что такое критик? Читатель, который причиняет неприятности.

24 апреля. Ложная скромность. Пусть хоть ложная.

* У свиньи на спине белая полоска, которую ей никак не удается запачкать, валяясь в грязи.

* Записываю мысли, которые будут посмертными. При жизни они мне не нужны; я забываю даже их додумать.

* Зоологический сад. Кенгуру ходит на икрах.

А у этого нет дощечки с надписью: он еще не сказал, как его зовут.

Лама улыбается, как Сара Бернар.

Броненосец - усовершенствованная черепаха.

Слоны приближаются один к другому, переплетаются хоботами и дуют друг другу в рот, как бы спрашивая, не слишком ли у них мощное дыхание. Их вздохами можно надуть парус. Потом слон танцует - больше головой, чем ногами, в честь посетителей. И эта мягкая масса и этот маленький глаз, как дырочка в большом мешке.

1 мая. Общедоступные субботы Сары Бернар. Поэты - организаторы этих полдников - выбрали у Виктора Гюго самые трудные, самые длинные и непригодные для декламации вещи, чтобы публике было на чем поскучать.

Сара, читающая стихи, так лихорадочно взволнована, будто впервые играет "Федру". Слегка похлопали маленькому Брюле, а он, решив, что его вызывают на бис, вернулся на сцену, но никто уже не аплодировал.

Мендес изящно говорит Саша Гитри: "Вы буквально слились с прозой Жюля Ренара". Приходит Ростан. Он решительно великий человек. Подает только ту руку, в которой держит трость. Еле отвечает на вопросы. Я нахожу все это изумительно прекрасным, поскольку он потрудился прийти ради меня.

Гитри читает. Ко мне подходит Бернар. "Идите же, Ренар! Гитри вызывают третий раз!"

Сара с ледяным лицом делает вид, будто ей неизвестно, что Гитри читает мои вещи.

6 мая. Недалеко то время, когда лошадь будет такой же редкостью, как жираф.

16 мая. Смерть Сарсе. Когда умирает кто-нибудь из старшего поколения, чувствуешь себя, как на плотине: меняется уровень смерти.

Сарсе знакомил меня с театральными новинками именно так, как мне нужно. Если бы я поехал за границу, я был бы счастлив получить справки не о шикарных отелях, а о средних и удобных. По этому поводу я адресовался бы к Сарсе-путеводителю, если бы такой существовал.

14 июня. Я позирую, увы, даже тогда, когда говорю, что позирую.

20 июня. Смотреть только на жизнь, но выбирать только те факты, которые имеют значение.

* У меня есть недостатки, как и у всех людей на свете; только я не извлекаю из своих недостатков никакой выгоды.

21 июня. У Сирано де Бержерака язык еще длиннее, чем нос.

23 июня. С ветки падает лист, и это целая катастрофа: он прикрывал птичье гнездышко.

24 июня. Десятки раз в мечтах я изобретал дендрометр, аппарат для измерения роста деревьев.

* Я царапаю природу до крови.

* Голова тяжелая, как колос.

27 июня. В такие часы хочется прочитать что-нибудь совершенно прекрасное. Взгляд скользит по всем полкам, но ничего нет. Наконец решаюсь взять с полки первую попавшуюся книгу, и оказывается, что она полна прекрасных вещей.

28 июня. В тридцать лет я уже был как Гонкур в семьдесят. Мне хотелось только записывать.

29 июня. Изучаю нашу деревню, как изучают историю.

30 июня. Мой отец. Деревенские старухи помнят еще ту блузу, в которой он приезжал из Парижа во время рекрутского набора, синюю, немного выцветшую блузу с белыми кантиками и с маленькими перламутровыми пуговками, нашитыми в несколько рядов.

Я сам тоже помню его в блузе. Под блузой он носил белую накрахмаленную сорочку с пластроном. Ах, эта сорочка! Она тоже была предметом моего удивления. Отец не снимал ее даже на ночь, носил подряд целую неделю, а она была все такая же белая и никогда не мялась. Чудо, да и только.