Любовь на темной улице (сборник рассказов)

"Но ведь должно быть какое-то приемлемое объяснение такой пропажи",-подумал он.

В комнату вошел Ролан, громадный, голый мужчина, вытирающий себя насухо большим полотенцем.

-- А,-- сказал он.-- Принесли еще льда.

-- Простите меня, мистер Калониус,-- сказал Лавджой.-- Не потрудитесь ли сказать, где вы достали вот эти кубики льда...

-- Ты, наверное, заметил, старичок,-- ответил, громко хлопая себя по голой розоватой груди, Ролан,-- что мы здесь кое-что переставили. Внесли, так сказать, кое-какие изменения.

-- Вижу,-- сказал Лавджой.-- Позже можно будет...

-- Видишь ли,-- не дал ему закончить Ролан,-- у Сен Клера слабые почки. Не может же он беспокоить тебя по ночам, ходить через твою комнату всю ночь в уборную. Может, коктейль "дайкири"?

-- Благодарю вас, но я...

-- Тебе, конечно, и в голову никогда не приходило, что в таком захудалом городишке, как этот,-- снова перебил его Ролан, выжимая в кувшин сразу четыре лимона своей громадной пятерней,-- можно раздобыть кубики льда.

-- Хотелось бы с вашего позволения спросить,-- продолжал Лавджой,-каким образом...

-- В этом климате,-- снова перебил его Ролан,-- можно пить только один крепкий напиток, это -- ром.

Вошел Сен Клер, тоже голый, похлестывая себя одним из турецких полотенец Лавджоя.

-- Думаю, тебе известно,-- сказал он,-- что миссис Буханан сегодня ночью повесили?

-- Да, я...

-- Мы заказали сделать из нее чучело,-- сказал Ролан, отливая по мерке ром.-- Тебе на память...

-- Большое спасибо. Вы, конечно, очень добры, но...

-- Только венгр, больше никто,-- прервал его Сен Клер,-- способен на такую подлость -- повесить обезьянку. Послушай, старичок, не хочешь ли купить у нас велосипед?

-- В настоящий момент я не могу себе этого позволить...

-- Малеш1.

-- Мне хотелось бы узнать, джентльмены, известно ли вам что-нибудь о нескольких томах "Энциклопедии"...

-- Ну куда столько сахару, Ролан,-- возмутился Сен Клер.

-- Занимайся своим делом, черт бы тебя побрал,-- спокойно огрызнулся Ролан.-- Закрыв ладонью широкое горлышко древнего и дорогостоящего кувшина персидской работы, собственности датчанина, преподавателя математики, он стал неистово взбалтывать его содержимое, и было слышно, как ледяные кубики постукивали по его изящным глазурованным стенкам.

-- Тома от АА до ПРУ...-- упрямо повторил Лавджой.-- Их на полке нет. Может, вам что-то известно...

-- Абсолютно ничего, старичок,-- беззаботно сказал Сен Клер.-Найдутся, куда они денутся. Я знаю, как часто люди бывают небрежными с книгами.

Дверь вдруг широко распахнулась, и в комнату танцующей походкой вошла Айрина.

-- Айрина! -- воскликнул Лавджой, шокированный ее внезапным появлением перед голыми мужчинами. Впервые она оказалась в его доме до наступления позднего вечера.-- Они не совсем одеты.

-- Как раз вовремя,-- сказал Сен Клер, небрежно закутывая полотенцем свою мускулистую брюшину.-- Ну-ка, выпей.

Ролан разлил по кофейным чашкам густой и холодный коктейль "дайкири".

Айрина подняла свою чашку.

-- За добрую волю,-- произнесла она с очаровательной улыбкой, и братья Калониусы громко засмеялись, а Ролан даже игриво шлепнул ее по ягодицам.

Лавджой, не веря собственным глазам, смотрел на такую непривычную картину,-- ее уже совсем не застенчивая фигурка в блестящем ярко-желтом платье, а рядом с ней -- два верзилы, два почти голых мужика, торопливо опорожняющих свои чашки, налитые до краев.

Он поднес ко рту свою и выпил все до дна.

-- Думаю, я повторю,-- твердо сказал он.

-- Ну вот это уже другой разговор, дикий парень,-- одобрительно сказал Ролан, наливая ему до краев самую большую чашку.

Весь остальной вечер прошел для Лавджоя как в дыму. Весьма расплывчатая картина. Был плотный обед, снова бифштексы, бургундское; распущенные в беспорядке волосы Айрины, спадающие ей на одно плечо, ее весело мелькающие, белоснежные зубы, исполненные хором русские песни; танцующая Айрина, похотливо покачивающая бедрами, постреливающая глазками; поющие братья Калониусы, нагло дающие волю своим рукам. Очень смутно Лавджой вспоминал, что зашел разговор о деньгах, и он был уверен, что видел, как Айрина вытащила довольно много купюр из своего лифчика, удерживающего ее маленькие чудные грудки, и обеими руками передавала их Ролану и Сен Клеру Калониусам, щедрыми, смелыми жестами, словно Мать-Земля. Потом он слышал разговор о настоящей вечеринке на следующий день, а Ролан все время повторял: "Дикий парень, ты, по-моему, не дикий, а отличный парень, и мы ужасно рады, что приехали в Алеппо. Дикий парень, ты ведь американец..."

Как ни странно, еще никогда в жизни Лавджой не проводил так приятно время, хотя где-то в подсознании весь вечер у него звучал предостерегающий голос: "Опомнись, все эти развлечения стоят кучу денег, тебе придется как следует поистратиться!" Ему было искренне жаль, когда после девятого "дайкири" наступили сменяющие друг друга периоды темноты, головокружительных провалов, и в конце концов Сен Клер взял его под мышки, отволок к кровати и уложил спать.

-- Сен Клер,-- невразумительно мычал он,-- свежее дыхание всего мира. Друзья на всю жизнь... Разве может случиться нечто подобное там, в Вермонте... Друзья на всю жизнь.

Ночью, приблизительно часа в три, он вдруг проснулся и лежал с кристально ясной головой. Из соседней комнаты до него доносились женские вздохи, потом тихий смех, смех чувственный, интимный, раздававшийся в тихом, уснувшем доме. Эти необычные звуки его озадачили, они тревожили его мозг. Но через мгновение он вновь заснул как убитый.

Утром он, спотыкаясь, нащупывая дорогу, словно в тумане, вышел из своего закрытого тенью, притихшего дома с опущенными шторами на окнах, ставшими преградой для лучей яркого утреннего солнца. Время от времени класс вместе с учениками пропадал в белой пелене, а когда в учебную комнату около одиннадцати часов вошел директор школы Свенкер, то ему показалось, что его лицо то вздымается, то опускается в шипящей пене, словно морские волны, бегущие к скалам, чтобы разбиться о них.

-- Лавджой,-- сказал он холодно,-- мне нужно поговорить с вами часов в двенадцать.