Матрос с Бремена (сборник рассказов)

Когда мы подошли к дому Кировых, там остались лишь члены моей семьи. Все они в скорбной тишине окружили труп дяди Самуила. Сара и Рахиль лежали неподвижно на полу лицом вниз -- на них кто-то набросил два одеяла, найденные в доме Кирова. Рахиль рыдала, а Сара лежала молча, вцепившись в свою малютку.

-- Где они? -- спросил я.-- Где Кировы?

Отец бросил осторожный, пугливый взгляд на мою винтовку.

-- Даниил, для чего тебе это ружье?

-- Где Кировы, я спрашиваю?! -- заорал я в ответ.

Отец покачал головой; по его глазам я заметил, что свет Божий и его ангелы снова возвращаются к нему.

-- Говори! Говори! -- кричал я что было сил.

-- Их здесь нет,-- ответил отец.-- Ну и слава Богу. Больше они никому не причинят вреда. Беда позади. Бог покарал нас. Он и пощадил нас. Этого вполне достаточно. Не наше дело карать людей.

-- Замолчи, проклятый идиот! -- взвизгнул я.

-- Послушай...-- начал солдат,-- мне нужно немного поспать.

-- Мамочка! -- обратился я к матери.-- Мамочка, видишь, у меня в руках винтовка. Скажи -- где эти негодяи?

Мать посмотрела на отца. Тот покачал головой. Мать взяла меня за руку.

-- Они в подвале нашего дома. Их там шестеро. Старик Киров не мог бежать, у него болят ноги.

-- Какой позор! -- воскликнул отец.-- Что ты собираешься делать?

-- Все Кировы там, все? -- уточнил я.

Мать кивнула.

-- Пошли! -- бросил я солдату.

Сбежав с крыльца, мы перешли через улицу к дому. На кухне я нашел свечу. Солдат зажег ее и освещал мне дорогу. Я рванул на себя дверь, ведущую в подвал, и стал спускаться по скользким, сырым ступенькам. Там у стены сбились в кучу шестеро. Четверо Кировых, их свояк и тот человек, который заколол штыком моего дядю Самуила. В руках он держал свое орудие убийства -штык.

Увидев нас, с винтовками в руках, он бросил штык на грязный пол. Раздался глухой, лязгающий звук.

-- Мы ничего дурного не делали! -- закричал портной Киров красноармейцу.-- Да будет Иисус мне судьей!

-- Мы здесь прячемся, чтобы не попасть под перестрелку,-- промямлил старик Киров; у него текло из носа, но он не обращал на это внимания.

-- Мы сами -- красные! -- закричал владелец штыка.-- Да здравствует товарищ Ленин!

-- Да здравствует Ленин! -- закричали они нестройным хором -- и сразу замолчали, заметив мою мать, отца и Сару, спускавшихся в подвал по скользкой, гнилой лестнице.

Солдат стоял рядом со мной, с почти закрытыми глазами, с трудом удерживая винтовку, чтобы она не упала на пол, и все время зевал, чудовищно широко открывая рот.

Мать с отцом, Сара молча стояли за нашими спинами. Сара прижимала к груди младенца. Глаза у нее были абсолютно сухие -- ни слезинки.

-- Да здравствует революция! -- крикнул в последний раз старик Киров.

Его тонкий голос вибрировал под сводами сырого подвала.

-- Ну,-- спросил меня солдат,-- они?

-- Да, они! -- ответил твердо я.

-- Мы ничего дурного не делали! -- снова закричал портняжка Киров.-- Да поможет мне Иисус!

-- Это не те,-- вмешался мой отец.-- Это наши друзья. Те, кто вам нужен, давно убежали.

-- Кто это? -- спросил красноармеец.

-- Мой отец.

-- Ну и кто же из вас прав? -- Солдат мутными глазами разглядывал моего отца.

-- Конечно, старик! -- закричал Киров-портной.-- Мы были соседями целых восемь лет!

-- Это они,-- тихо подтвердила моя мать.

Старик Киров наконец вытер нос. Я засмеялся.

-- Идиотка! -- с горечью бросил отец матери.-- Лишь накликаешь на нас еще большую беду. Это они -- утверждаешь ты. Ладно, сегодня их арестуют. А завтра вернутся белые, освободят их. Ну и что будет с нами?

-- Это они! -- твердо повторила мать.

-- Кто она такая? -- спросил солдат.

-- Моя мать.

-- Это они! -- подала голос Сара -- тихий, неровный. Она говорила так, словно это ее последние слова и, когда она их произнесет, то навсегда откажется от дара речи. Запах пороха щекотал ноздри. Я невольно чихнул.

-- Что ты собираешься делать? -- спросил дрожащим голосом Киров-портной.

Я выстрелил ему в голову. Он упал замертво -- всего в одиннадцати футах от моих ног. Остальные в страхе прижались плотнее к стене. Они живо отпихивали друг друга, стараясь оказаться как можно дальше от соседа.

-- Даниил! -- закричал отец.-- Я тебе запрещаю эту расправу! Твои руки не должны быть запачканы кровью! Даниил, опомнись!

Я выстрелил в старшего брата Кирова-портного. Старик Киров заплакал, упал на колени и, протягивая ко мне руки, умолял меня:

-- Даниил, Даниил, малыш, что ты делаешь?..

Но я тут вспомнил, что видел в ярко освещенной комнате в доме портного, вспомнил этого беззубого, хихикающего старика, вспомнил мою тетю Сару. Я убил его, когда он стоял на коленях.

Мой отец, зарыдав, взбежал вверх по лестнице. Сара с матерью стояли за моей спиной. Красноармеец энергично тер глаза, чтобы они не слипались. Я чувствовал себя в эту минуту счастливым, но каким горьким было это счастье! Я взвел курок.

-- Простите меня, простите меня! -- плакал навзрыд самый младший из Кировых.-- Я не знал, что я...

Я нажал на курок. Он, завертевшись волчком, упал на труп своего отца.

Снова я взвел курок, старательно прицелился в следующего. Он стоял передо мной совершенно спокойный, потирая нос и глядя в потолок. Я нажал на курок, но выстрела не последовало.

-- Нужно перезарядить.-- Красноармеец протянул мне новый магазин.

Я вложил его, взвел курок и стал целиться в следующего. Он по-прежнему потирал нос, безразлично глядя в потолок. Я выстрелил. Мне стало немного не по себе от его безразличия к смерти.

Я снова взвел курок. Но в это мгновение владелец штыка кинулся ко мне. Пулей пронесся мимо меня, вихрем взлетел на лестницу. Я бросился за ним из подвала на улицу, выстрелил и, по-моему, ранил его. Он упал; быстро поднялся и побежал дальше. Я -- за ним. Еще один выстрел -- опять он упал; теперь куда менее проворно поднялся на ноги и, пошатываясь, быстро зашагал прочь. Теперь у меня достаточно времени, торопиться не нужно -- я тщательно прицелился. Какой упоительный для меня момент -- я видел в прорези прицела его шатающуюся, с расставленными в сторону руками фигуру. Выстрел -- он снова упал, приподнялся на одной руке и беспомощно рухнул в грязную жижу. Теперь уже никогда не встанет.