Последняя глава (Книга 1)

- Для вас я бы с радостью и приврал, да не пришлось. Как поживает тот несчастный?

- Пока все в порядке.

- Рад это слышать. Я беспокоился о вас.

- Судья так и ахнул, профессор, - вставил сэр Лоренс, - когда вы сказали, что не хотели бы встретиться с этими погонщиками даже на том свете.

- Я жалею, что встретился с ними на этом. У меня тут машина, - может, я могу куда-нибудь подвезти вас и мисс Черрел?

- Пожалуйста, если вы едете на запад, к границам цивилизованного мира.

- Ну, профессор, - продолжал сэр Лоренс, когда они сели в машину, - как вам нравится Лондон? Что это - самый варварский или самый цивилизованный город в мире?

- Я его просто люблю, - ответил Халлорсен, не отрывая глаз от Динни.

- А я нет, - сказала вполголоса Динни, - я ненавижу всю эту бедность вперемежку с богатством и запах бензина.

- Иностранцу трудно объяснить, чем ему нравится Лондон, - может быть, своей пестротой и разнообразием, тем, что здесь соединились вольность и тяга к порядку; а может, тем, что Лондон так не похож на наши города. В Нью-Йорке больше шума и всяких диковин, но он не такой уютный.

- Нью-Йорк, - сказал сэр Лоренс, - действует как стрихнин. Он вас возбуждает, пока не свалит с ног.

- Я бы, конечно, не смог жить в Нью-Йорке. Запад - вот моя стихия.

- Безбрежные просторы прерий? - пробормотала Динни.

- Вот именно, мисс Черрел; вам бы там очень понравилось.

Динни невесело улыбнулась.

- Человек слишком глубоко уходит корнями в родную землю.

- Да, - подтвердил сэр Лоренс, - мой сын как-то раз поднял в парламенте вопрос об эмиграции. И обжегся - уж очень прочно сидят эти корни.

- Вот как? - удивился Халлорсен. - Когда глядишь на ваших горожан, низкорослых, бледных и словно потерявших всякую веру в жизнь, поневоле задумаешься, какие у них могут быть корни.

- Не говорите, у настоящего горожанина они очень крепкие. На что ему ваши просторы прерий, - он любит уличный гам, жареную рыбу с лотка и кино. Ну, я приехал, профессор. А ты куда, Динни?

- На Окли-стрит.

Халлорсен остановил машину, и сэр Лоренс вышел.

- Мисс Черрел, прошу вас оказать мне честь, - разрешите отвезти вас на Окли-стрит!

Динни наклонила голову.

Сидя с ним бок о бок в закрытой машине, она с тревогой ждала - не попытается ли он воспользоваться таким удобным случаем.

- Как только все уладится с вашим братом, - сказал он, не глядя на нее, - я уеду с экспедицией в Нью-Мехико. Я всегда буду гордиться знакомством с вами, мисс Черрел.

Его руки без перчаток были крепко сжаты между колен; это ее почему-то растрогало.

- Мне очень жаль, профессор, что вначале я была к вам несправедлива, как и мой брат.

- Ничего удивительного. Я буду счастлив, если заслужу в конце концов ваше расположение.

Динни порывисто протянула ему руку.

- Вы его уже заслужили.

Он молча взял ее руку, поднес к губам и бережно отпустил. Динни почувствовала себя очень несчастной.

- Вы заставили меня изменить мнение об американцах, - сказала она робко.

Халлорсен улыбнулся.

- И на том спасибо.

- Боюсь, что мои представления были очень примитивны. Я ведь американцев никогда и не знала.

- В том-то и беда; мы друг друга совсем не знаем. Мы просто по мелочам действуем друг другу на нервы; на том дело и кончается. Но вы мне навсегда запомнитесь, как улыбка на лице вашей страны.

- Как мило, - сказала Динни, - хотелось бы, чтобы это была правда.

- Если вы подарите мне вашу фотографию, я буду хранить ее всю жизнь.

- Конечно, подарю. Не знаю, есть ли у меня приличная, но пришлю вам лучшее, что найду.

- Спасибо. Если позволите, я здесь сойду; мне трудно владеть собой. Машина вас доставит куда нужно.

Он постучал по стеклу и сказал несколько слов шоферу.

- Прощайте! - сказал он, снова взял ее руку, посмотрел на нее долгим взглядом, сильно ее сжал и протиснул в дверцу свои могучие плечи.

- Прощайте! - шепнула Динни, откинувшись на сиденье и чувствуя, как у нее сдавило горло.

Через пять минут машина остановилась у дома Дианы, и Динни вошла туда в самом подавленном настроении.

Когда она проходила мимо комнаты Дианы, которой сегодня еще не видела, та приоткрыла дверь.

- Зайдите на минутку, Динни.

Она говорила шепотом, и у Динни мороз пробежал по коже. Они сели рядом на большую кровать, и Диана торопливо прошептала:

- Он пришел ко мне вчера вечером и остался. Я не посмела ему отказать. В нем какая-то перемена; у меня предчувствие, что это начинается снова. Он все больше теряет над собой власть, во всем. Мне кажется, надо поскорее убрать детей. Хилери их возьмет?

- Не сомневаюсь; не то их возьмет мама.

- Может быть, это будет еще лучше.

- А вы не думаете, что вам и самой лучше уехать?

Диана вздохнула и покачала головой.

- Это только ускорит дело. Вы не могли бы увезти детей?

- Конечно. Но вы в самом деле думаете, что он...

- Да. Я уверена, что он все больше взвинчивает себя. Я слишком хорошо знаю симптомы. Вы заметили, что он и пить стал больше по вечерам? Одно к одному.

- Хоть бы он пересилил свой страх и стал выходить из дому!

- Боюсь, что это уже не поможет. Дома мы по крайней мере знаем, что с ним; мы сразу заметим, если произойдет самое худшее. Я так боюсь, как бы чего-нибудь не случилось при посторонних; тогда у нас руки будут связаны.

Динни стиснула руку Дианы.

- Когда мне увезти детей?

- Чем скорее, тем лучше. Ему нельзя об этом говорить. Вам придется уехать тайком. Если ваша мама сумеет взять к себе и мадмуазель, она поедет отдельно.

- Я, конечно, сразу же вернусь.

- Динни, я не решаюсь вас об этом просить. Я не одна, тут прислуга. Не могу же я сваливать на вас мои неприятности.

- Вернусь, не спорьте. Я возьму машину у Флер. Он не рассердится, что дети уехали?

- Только если поймет, что их отослали из-за него. Я скажу, что их давно уже пригласили.

- Диана, - спросила вдруг Динни, - вы его еще любите?

- Люблю? Нет!

- Значит, это только жалость? Диана покачала головой.

- Сама не знаю; тут и прошлое, и сознание, что, если я его брошу, я помогу судьбе его добить. Страшная мысль!

- Понимаю. Мне жаль и вас обоих и дядю Адриана.

Диана провела ладонями по лицу, словно стирая с него всякие признаки волнения.