Последняя глава (Книга 1)

- Это- вопрос, - мы еще не знаем, что нам принесет авиация.

- Вы правы. Мы сами готовим себе сущий ад. Следующая война дорого обойдется ее участникам. Предположим, что подерутся Франция и Италия, тогда за каких-нибудь две недели не станет ни Рима, ни Парижа, ни Флоренции, ни Венеции, ни Лиона, ни Милана, ни Марселя. Они превратятся в отравленные пустыри. А военные корабли и войска, должно быть, не успеют сделать ни единого выстрела.

- Да. И это отлично известно всем правительствам. Я сам солдат, но никак не пойму, зачем они продолжают тратить сотни миллионов на армию и флот, которые, вероятно, вовсе и не понадобятся. Если будут уничтожены жизненные центры страны, нельзя управлять войсками и эскадрами. Долго ли продержатся Франция и Италия, если будут отравлены газами их крупнейшие города? Англия и Германия наверняка не продержались бы и недели.

- Ваш дядя, хранитель музея, говорит, что при нынешних темпах человек скоро снова превратится в рыбу.

- То есть как?

- Очень просто! Эволюция видов - от рыб к пресмыкающимся, птицам и млекопитающим - пойдет теперь обратным ходом. Мы снова становимся птицами, скоро будем ползать и пресмыкаться, а в конечном счете, когда суша станет необитаемой, вернемся в море.

- Почему бы всем сообща не запретить войну в воздухе?

- Как ее запретишь? - сказала Джин. - Государства не доверяют друг другу. К тому же Америка и Россия не входят в Лигу Наций.

- Мы, американцы, согласились бы ее запретить. Но наш сенат - вряд ли.

- Ох, уж этот ваш сенат, - проворчал Хьюберт, - тяжко вам с ним, должно быть, приходится.

- Еще бы! Он совсем как ваша палата лордов до реформы тысяча девятьсот десятого года. Вот эта утка, - Халлорсен показал на птицу, в самом деле непохожую на остальных.

- Я охотился на таких в Индии, - сказал Хьюберт, разглядывая птицу. Она называется... позабыл. Мы сейчас посмотрим на дощечке - я вспомню, как только прочту.

- Нет! - заявила Джин. - Уже четверть четвертого. Наверно, он пришел.

Так и не установив породы утки, они вернулись в министерство иностранных дел.

Бобби Феррар славился своим рукопожатием: дернет вверх руку собеседника и бросит ее на весу. Как только Джин водворила свою руку на место, она сразу перешла к делу.

- Вы в курсе этой истории с требованием выдать моего мужа, мистер Феррар?

Бобби Феррар кивнул.

- Вот профессор Халлорсен, который возглавлял экспедицию. Хотите взглянуть на шрам, который остался у моего мужа?

- Очень хочу, - процедил сквозь зубы Бобби Феррар.

- Покажи, Хьюберт.

Несчастный Хьюберт снова закатал рукав.

- Как нельзя лучше! - сказал Бобби Феррар. - Я говорил Уолтеру.

- Вы его видели?

- Меня просил об этом сэр Лоренс.

- Что же сказал Уол... министр внутренних дел?

- Ничего. Он видел Зазнайку, но он не любит Зазнайку и поэтому подписал ордер на Боу-стрит {Улица в Лондоне, где находится главный полицейский суд.}.

- Как? Значит, его арестуют?

Бобби Феррар кивнул, разглядывая свои ногти.

Молодожены переглянулись.

Халлорсен угрюмо спросил:

- Неужели на них нельзя найти управу?

Бобби Феррар покачал головой; глаза его стали круглыми.

Хьюберт поднялся.

- Жаль, что я доставил всем столько хлопот. Пойдем, Джин!

С легким поклоном он повернулся и вышел. Джин последовала за ним.

Халлорсен и Бобби Феррар остались вдвоем.

- Никак не пойму вашей страны, - сказал Халлорсен. - Что еще нужно было сделать?

- Ничего, - ответил Бобби Феррар. - Когда дело дойдет до суда, представьте все доказательства, какие удастся раздобыть.

- Непременно. Рад, что познакомился с вами, мистер Феррар!

Бобби Феррар вежливо осклабился. Глаза его округлились еще больше.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Делу дали законный ход, и Хьюберт предстал перед судом на Боу-стрит. Сидя в зале суда вместе с другими членами семьи, Динни с молчаливым протестом в душе следила за разбирательством. Письменные показания шести боливийских погонщиков, утверждавших, что Хьюберт застрелил человека без всякого повода, устные показания Хьюберта, оглашение его послужного списка, освидетельствование шрама и показания Халлорсена - йот и весь материал, на основании которого судья должен был вынести приговор. Он принял решение: "Отложить рассмотрение дела до поступления дополнительных доказательств со стороны обвиняемого". Затем судья рассмотрел ходатайство о выдаче обвиняемого на поруки, - ведь основной принцип английского закона гласит: "Арестованный считается невиновным, пока его вина не доказана", - принцип, который так часто нарушается на практике; Динни затаила дыхание. Она не могла примириться с мыслью, что Хьюберт, который только что женился и считается невиновным, должен будет сидеть в тюремной камере, пока доказательства его невиновности не переплывут океан. Но в конце концов судья согласился принять крупный залог, предложенный сэром Конвеем и сэром Лоренсом, и, облегченно вздохнув, Динни с высоко поднятой головой вышла из здания суда. На улице ее догнал сэр Лоренс.

- Какое счастье, - заметил он, - что у Хьюберта такой правдивый вид.

- Наверно, все это будет в газетах... - сказала вполголоса Динни.

- На этот счет, моя прелестная фея, ты смело можешь прозакладывать шпоры, которых у тебя нет.

- А как это отразится на служебном положении Хьюберта?

- Только к лучшему. Запрос в палате общин ему повредил. Но "процесс британского офицера против боливийских туземцев" сразу же привлечет все симпатии на его сторону, ты же знаешь слепую приверженность, которую у нас питают к своим.

- Больше всего мне жалко папу. У него заметно прибавилось седины с тех пор, как все это началось.

- Тут нет никакого позора, Динни.

Динни вскинула голову.

- Разумеется, нет!

- Знаешь, Динни, ты похожа на двухлетку - этакую норовистую гнедую, которая брыкается в загоне, плохо берет старт, а все-таки приходит к финишу первая. Нас догоняет твой американец. Подождать его? Он дал очень выгодные показания.

Не успела Динни пожать плечами, как Халлорсен ее окликнул:

- Мисс Черрел!

Динни обернулась.

- Большое спасибо, профессор, за то, что вы там говорили.