Человек рождается дважды. Книга 3

— Тебе же ответил председатель Государственного Комитета Обороны, — усмехнулся секретарь.

— Да, но только благодарностью. А военный комиссар сообщил, что скоро будет частичный призыв, и Если разбронируют…

— Нет, — Агаев поднялся. — Вы что? Посмотрите, что делается на почте. Не только вольнонаёмные, но и лагерники переводят деньги со своих лицевых счетов. Ну разрешили там Прохорову, Бойко и Ещё кое-кому, и хватит. И не думайте. Теперь золото — те же пушки, танки, самолёты. Идите работайте, а потребуется — призовут.

— Я настаиваю.

— Слушайте, товарищ Колосов! Вы мне это прекратите! Здесь тот же фронт…

Колосов повернулся и вышел.

— Ну как? — обступили Его в приёмной.

— Приняли. А что передали в вечернем сообщении?

— Наши войска оставили Смоленск.

Открытый «газик», увитый зеленью, Еле виднелся в толпе. Проводы будущих танкистов приурочили к обеденному перерыву, и горняки по пути в забой останавливались у машины.

Грянул оркестр. Из клуба вышли Прохоров, Ортин, Смагин и Тыличенко. Со стороны казалось, что Васю несут на руках, такой он был большой. Толпа почтительно расступилась. Рядом с Васей хлопотал Кац. Он совал Ему что-то в карманы и давал последние наставления.

— А нитки? Где нитки? Ах, вот они! — Исаак вытащил узелочек и, вытирая глаза, затолкал в боковой карман пиджака. — Пригодятся.

— На що воны? Дадуть.

— Ты не будь дурнем. О, эти фашисты! Они могут из тебя сделать такое! Из машины где попало не вылезай. Иголки в подкладке фуражки. Береги себя!

— Вася! Да как ты Исаака-то оставляешь? — спросил кто-то за спиной.

Тыличенко остановился. Как видно, эта мысль не переставала Его тревожить.

— Вы тут, хлопци, приглядите за стариком. Вин скора освободится, мисяц остался — и зразу к жинке. Писля вийни прииду…

Митинг открылся. Выступил Прохоров. Предоставили слово и Тыличенко. Он вышел вперёд, долго глядел то на свои большие руки, то куда-то под ноги, то на толпу.

— Вася! Фашисты на Украине! В селе у тебя! На родине у тебя! И ты не можешь сказать пару слов! — донёсся взволнованный голос Каца.

Тыличенко поднял над головой руки.

— Сказати? Да що ж мени сказати вам, коли не говорить, а воевати треба! От тут трошки Е! — он потряс гирями кулаков. — Отдам усе! И кровь, и жизнь! Клянуся вам!

Снова грянул оркестр, машина тронулась и скоро исчезла за поворотом.

Призывно залился приисковый гудок. Со шлюза ближайшего прибора хлынула вода, прогрохотала тачка по трапам. Обеденный перерыв кончился.

О первой частичной мобилизации Колосов узнал, когда был в аркагалинской автоколонне. Ночью пришла телеграмма: доставить на мобилизационный пункт в Нексикан для отправки на фронт заключённого Федорова, бывшего комдива. Юрий позвонил в лагерь и сообщил, что Едет в управление и доставит Федорова. Машина уже стояла под окном конторы. Юрий вышел. Солнце пекло, но уже подкрадывалась осень. Она таилась в побуревшей траве и первых жёлтых листьях кустарников.

Пришёл начальник гаража, сухой, подвижный старичок с маленьким узелком. На нём были новые телогрейка и рабочий костюм.

— Я готов.

— Так вы и Есть комдив Федоров? — удивился Колосов и открыл дверку кабины. — Садитесь.

Ему и в голову не приходило, что этот исполнительный заключённый был когда-то командиром дивизии.

— А что? — улыбнулся Фёдоров. — Когда-то воевал не так уж плохо. Может, пригодится мой опыт.

— И только вас одного? — спросил Юрий.

— Как видите. Привезли на Колыму двадцать пять однодельцев, и вот всё что осталось.

На подъёме водитель включил вторую скорость. Из под колёс заклубилась пыль. Юрий поднял стекло. Позади раздались нетерпеливые гудки. С дороги свернуть было некуда: по сторонам кучи земли. Снова гудки и непонятные хлопки. Водитель заволновался, Юрий выглянул в дверку. Из легковой машины стреляли по баллонам.

— Агаев, — предупредил Юрий. Водитель наехал на огромную кучу земли, остановился.

— Легковая машина проскочила вперёд и встала. Вылез Агаев, пряча пистолет.

— Слу-шай-те! Вы это что? — двинулся он грозно к водителю, но сразу обмяк. — А, Костылёв? Не забывай, дорогу уступать надо, — промямлил он, вернулся к машине и уехал.

— Вы что, знакомы? — спросил Юрий.

— Да. Учились вместе и дружили даже. Слабоват он был и плохо соображал. Ну, я тянул, помогал, потом разошлись. А теперь он герой. Чудеса.

— Здесь встречались?

— Вот так же на трассе. К себе приглашал, да на кой он мне. Дороги наши давно разошлись. Я вот побывал за колючкой, а он, видите, какой чин, — Костылёв печально улыбнулся, — За что отбухал три года, убей — не пойму, а вот Агаев, когда работал на Лубянке, человека застрелил. Ну, потаскали малость — и на Колыму, да только не в лагерь. Вот ведь оно как.

Комдив вдруг засмеялся.

— Вот оно, великое очищение. — Он торопливо сбросил куртку и в одной рубашке выскочил на трассу, подставляя себя тёплому ливню.

Дождь Ещё щёлкал по железу машины, но уже спокойный и ровный. Туча уплывала в сторону Чай-Урьи. Запахло хвоей, смолой, мокрой глиной.

Фёдоров вытерся курткой и снова забрался в машину.

— Как будто родился.

Дождь прибил к земле отвалы, и теперь Яснее обозначились забои и приборы. Шорох породы и звуки работ сливались с гулом Чай-Урьи. Всюду блестели лужи, по дорожным кюветам Ещё бежала вода, но снова светило солнце. Недалеко от Нексикана нагнали колонну. Вот они, первые колымские части. Обгоняя, водитель сбавил скорость. Юрий выглянул из машины и увидел Расманова. Тот уныло тащился в хвосте колонны с котомкой за плечами, припадая на левую ногу.

— Давай первую скорость, — Колосов встал на подножку. Машина поползла рядом с колонной.

Расманов поднял голову и, держась за поясницу, побежал за грузовиком. Колосов соскочил с подножки и пошёл навстречу.

— Ты, Олег, молодец! Скажи, как ты этого добился.

Олег застонал и принялся растирать поясницу.

— Да что с тобой? Никак заболел? Садись, довезу.

— Нельзя. Теперь только строем, — хмуро проговорил Олег. — Надо же так. Радикулит, чтоб Ему. Не пойму, когда и где прохватило. — Он снова схватился за спину. — Ну, как ты? Как Женя? Всё собирался к тебе заглянуть, так ведь работа. Где живёшь? Вечером обещают отпус-тить. Зайду, поговорим. Ты как с начальником управления? Наверняка по петухам?

— Живу где придётся, но найдёшь. Ну а с Агаевым, как тебе сказать… Я всё больше с главным инженером.

— А как Осепьян?

— Ничего мужик. Мы с ним постоянно ругаемся, но ладим.

— Да я не о том. Как он с начальником управления? Влияет?

— Думаю. На то он и главный инженер.

— Ну, вечерком жди. Разыщу — поговорим.

— Не отставать! Выровнять ряды! Раз-два! Раз-два! — донеслась команда.

Расманов схватился за спину и бросился догонять колонну, неловко припрыгивая и хромая.

Расманов, жалкий, грязный, стоял в кабинете Агаева и жалобно клянчил:

— Вы всё можете. С вами считаются. Стоит только вам поднять трубку…

Агаев, развалившись в кресле, чистил ногти и слушал, не поднимая головы.

— О, Если бы я знал, что Зорин такой подлец! Андрей Михайлович, во мне вы найдёте самого преданного вам человека. Я вас умоляю, сделайте… — Голос Расманова сорвался, он всхлипнул и вытер кулаком глаза.

— Бросьте, бросьте, Расманов. При чём тут Зорин. Вы сами били себя в грудь и просились на фронт.

— Даже странно, что, кроме начальника прииска, не нашли никого другого. Заявлений тысячи. Ну какой я вояка: радикулит, ревматизм, да и лёгкие уже ни к чёрту. Угробил себя на Колыме, и вот благодарность.

Агаев молчал.

— Если я плохой начальник прииска, то пошлите куда угодно хоть простым рабочим. Разве я на что-нибудь претендую? Андрей Михайлович, как отца родного прошу. Костьми за вас лягу.

Агаев не спеша вынул пачку папирос, закурил.