Портрет

БАРТОДИЙ. Но мне вовсе не хочется, чтобы он исчез. Я только хочу, чтобы он вел себя как... как...

ПСИХИАТР. Как?

БАРТОДИЙ. Ну-у, иначе.

ПСИХИАТР. Чтобы продолжал вас душить, толкать и вообще преследовать всевозможными способами. Правильно?

БАРТОДИЙ. Что-то в этом роде.

ПСИХИАТР. Теперь начинает складываться общая картина. Он - ваш укор совести.

БАРТОДИЙ. Ну... в известной степени.

ПСИХИАТР. Вы совершили в прошлом какой-то поступок, которого стыдитесь. Произошло это более десяти лет тому назад, ну, скажем, - одиннадцать, а может, еще раньше. Судя по всему - поступок весьма недостойный, если это привело к психическому заболеванию такой силы. И единственная возможность вылечиться - это рассказать мне, что случилось много лет назад.

БАРТОДИЙ. Разве это обязательно?

ПСИХИАТР. Иначе вы никогда от него не избавитесь.

БАРТОДИЙ. Вы поступаете безнравственно.

ПСИХИАТР. Что это значит?

БАРТОДИЙ. Вы хотите лишить меня укора совести? Хотите, чтобы я забыл о подлости, которую совершил? На что вы меня толкаете...

ПСИХИАТР. Моей обязанностью...

БАРТОДИЙ. Вы хотите, чтобы я напакостил, а потом прекрасно себя чувствовал? Пусть кто-то убивает человека - собственного отца, например, насилует свою мать, или еще что-нибудь в том же духе, а потом живет себе преспокойно, как ни в чем не бывало? Здоровенький? Вы этого добиваетесь? Это вам нужно?

ПСИХИАТР. Я психиатр. И моей задачей...

БАРТОДИЙ. Ничего я вам не скажу. Не настолько я еще свинья, чтобы не чувствовать себя свиньей. И я не допущу, чтобы у меня отняли то единственное, что у меня осталось, - мой укор совести.

ПСИХИАТР. Наука выше нравственности. Это нравственность является объектом науки, а не наоборот. Мы, ученые, исследуем нравственность с позиций науки.

БАРТОДИЙ. Меня не наука интересует, не нравственность, для меня важен сам я. Ведь я живой человек, доктор, а не научный объект. И я хочу чувствовать, что я живой, и не надо делать из меня ничего научного. Для науки можете взять кролика, хотя тоже не советую. Даже кролик - живое существо - не подходит для науки.

ПСИХИАТР. Ваше противодействие - типичный симптом, характерный для начальной стадии заболевания, оно пропорционально интенсивности заболевания. Чем случай тяжелее, тем активнее противится пациент вмешательству психиатра. Так что ваше поведение абсолютно нормально.

БАРТОДИЙ. Да?

ПСИХИАТР. Да.

БАРТОДИЙ (к Анатолю). Давай поломаем что-нибудь?

АНАТОЛЬ. Можно.

БАРТОДИЙ. Шкафчик?

АНАТОЛЬ. Мелочь. Лучше разобьем стол или стулья покрушим.

БАРТОДИЙ. Нелегко будет, они металлические.

АНАТОЛЬ. Ничего, справимся.

БАРТОДИЙ. Если вы разгромите мой кабинет, это лишь подтвердит, что я права. Агрессивность пациента по отношению к психиатру - наилучшее доказательство правильности поставленного диагноза.

БАРТОДИЙ. Ну, тогда воздержимся.

АНАТОЛЬ. Жаль.

БАРТОДИЙ. Слышал, что она сказала? К чему нам доказывать, что она права.

АНАТОЛЬ. Тогда пошли.

ПСИХИАТР. Мы будем поддерживать контакт, хорошо?

БАРТОДИЙ. Пошли, не то я ее убью.

Сцена 4 - Бартодий, Анатоль.

Стол и два стула, Бартодий и Анатоль в одинаковых халатах сидят за столом и играют в шахматы.

БАРТОДИЙ. Шах! (Пауза.) Слышишь, что я сказал? Шах.

Пауза. Анатоль переставляет на доске фигуру.

Переиграй, не то возьму коня.

Анатоль возвращает фигуру на прежнее место, задумывается. Пауза. Анатоль переставляет другую фигуру.

Лучше прикрой ладьей.

Анатоль делает ход, подсказанный Бартодием.

Не ладьей! Я сказал: слоном! У тебя же с того фланга есть слон.

Анатоль ставит ладью на прежнее место и играет слоном. Пауза.

Нет, лучше ладьей.

АНАТОЛЬ. Ну, так чем?

БАРТОДИЙ. Подожди, я подумаю.

АНАТОЛЬ. Почему ты не играешь сам с собой. Так было бы проще.

БАРТОДИЙ. Да, конечно, ладьей. (Бартодий переставляет фигуру противника на доске.) Что ты сказал?

АНАТОЛЬ. Если бы играл сам с собой, никто бы тебе не мешал. А меня это не развлекает.

БАРТОДИЙ. Не любишь играть.

АНАТОЛЬ. Не люблю притворства. Ты играешь один, но делаешь вид, что со мной. Переставляешь мои фигуры. Почему не играешь сам с собой, честно и просто, без всякой комедии.

БАРТОДИЙ. Какая же это игра - сам с собой. Мне нужен партнер.

АНАТОЛЬ. Я так и думал.

БАРТОДИЙ. Играть полагается вдвоем.

АНАТОЛЬ. Но зачем играть-то?

БАРТОДИЙ. А что мне еще делать? Играем в шахматы, потому что с тобой ничего другого не придумаешь. Ведь нужно же как-то коротать эти наши общие вечера.

АНАТОЛЬ. Играть в шахматы со своей собственной совестью...

БАРТОДИЙ. А тебе, значит, не нравится? Ну, тогда бей меня, кусай, мучай - прошу тебя, для того ты здесь и находишься. А если не хочешь, не канючь и играй со мной в шахматы.

Пауза.

(Размышляет над шахматной доской.) Нет, лучше слоном. (Отставляет ладью противника на прежнее место и ходит слоном. Задумывается.) А все же почему ты перестал меня донимать?

АНАТОЛЬ. Время, дорогой, время. Все со временем изнашивается, даже укор совести. Сам это прекрасно знаешь. Поначалу я старался, но - сколько можно.

БАРТОДИЙ. Да, ты прав - лет прошло немало...

АНАТОЛЬ. Укор совести - категория духовная, а я, вследствие собственной многократной повторяемости, обретаю телесность и уплотняюсь. Дух, обретший плотность, обращается в материю и утрачивает духовность. И чем более я становлюсь материей, тем менее остаюсь идеей.

БАРТОДИЙ. В этом-то я разбираюсь.

АНАТОЛЬ. Тогда чему удивляешься. Скоро уже год, как я впервые увидел в зеркале свое отражение.

БАРТОДИЙ. Ну, и?..

АНАТОЛЬ. Был разочарован. Думал, что выгляжу лучше.

БАРТОДИЙ. Я тоже.

АНАТОЛЬ. А раньше, когда я становился перед зеркалом, оно оставалось пустым.

БАРТОДИЙ. В этом я всегда тебе завидовал.

АНАТОЛЬ. Можешь больше не завидовать. Теперь я себя вижу. А это означает, что я уже окончательно материализовался.

БАРТОДИЙ. Благодаря мне.

АНАТОЛЬ. Благодаря тебе, но это, однако, не противоречит тому факту, что я - уже не только твоя иллюзия.

БАРТОДИЙ. А я чья?

АНАТОЛЬ. Это твоя забота, не моя. Следствие оторвалось от причины и зажило самостоятельной жизнью. Знаешь, какой у меня вес?