Под сенью молочного леса (сборник рассказов)

Впервые о ежегодной поездке я услышал однажды вечером, когда сидел за стойкой, на мешке с рисом под одним из дядюшкиных животов, и читал рекламу моющего средства для овец, потому что больше читать было нечего. Помещение до краев заполнял мой дядюшка, - когда вошли мистер Бенджамин Франклин, мистер Уизли, Ной Боуэн и Уилл Сентри, я решил, что лавка вот-вот лопнет. Казалось, мы все забились в ящик буфета, где пахло сыром и скипидаром, махоркой и бисквитами, нюхательным табаком и поношенным жилетом. Мистер Бенджамин Франклин сообщил, что набрал достаточно денег, чтобы нанять шарабан, купить двадцать ящиков светлого эля, да еще кое-что останется чтоб всем участникам поездки подкрепиться при первой остановке, и еще, ему до чертиков надоела слежка, которую установил за ним Уилл Сентри.

- Целый день, куда ни пойду, - жаловался мистер Франклин, - он тащится за мной, как одноглазая собака за пастухом. К моей собственной тени у меня в придачу есть еще и собака. На черта мне какой-то олух, таскающийся за мной повсюду с замурзанным шарфом на шее?

Уилл Сентри покраснел и возразил:

- Это масляные пятна. У меня теперь велосипед.

- Ну, просто ни минуты уединения, - продолжал мистер Франклин. Веришь, прямо-таки прилип ко мне - боюсь, двинься я внезапно назад, окажусь у него на коленях. Просто удивительно, что он не ложится по вечерам в мою постель.

- Жена не позволит, - сказал Уилл Сентри.

Тут мистер Франклин еще больше разозлился, и они все принялись урезонивать его, приговаривая:

- И что тебе дался этот Уилл Сентри?

- Какой вред от старика Уилла?

- Да он просто за денежками присматривает, Бенджи.

- Я что, нечестный? - удивленно воскликнул мистер Франклин.

Ответа не последовало, а потом Ной Боуэн произнес:

- Ты же знаешь, что такое комитет. После Боба Скрипача они не очень-то доверяют новому казначею.

- По-вашему выходит, я способен пропить деньги на поездку, как Боб Скрипач? - спросил мистер Франклин.

- Способен, - медленно произнес дядюшка.

- Я подаю в отставку, - сказал мистер Франклин.

- Только денежки сначала отдай, - вставил Уилл Сентри.

- Кто подложил динамит в водоем для лососей? - спросил мистер Уизли, но на него никто и внимания не обратил.

Через некоторое время они преспокойненько играли в карты, в сгущающихся сумерках разогретой, пропахшей сыром лавки, и мой дядюшка надувался и трубил всякий раз, когда выигрывал, а мистер Уизли погромыхивал, как землечерпалка, и в конце концов я уснул на благоухающей подливками всхолмленной лужайке дядюшкиного жилета.

Однажды воскресным вечером, вернувшись из Бетезды, мистер Франклин заглянул на кухню, где мы с дядюшкой поедали ложками сардинки прямо из консервной банки, потому что было воскресенье и дядюшкина жена все равно не позволила бы нам играть в шашки. Она тоже была где-то в кухне. Может, притулилась в бабушкиных настенных часах, свесивших гири и издыхающих. Через секунду дверь отворилась снова, и в комнату проскользнул Уилл Сентри, вертя в руках твердую круглую шляпу. Оба они уселись на диванчик, одинаково чопорные, пронафталиненные, черные в своих костюмах для церкви - прямо как с похорон.

- Я принес список, - сказал мистер Франклин. - Все заплатили полностью. Можешь спросить у Уилла Сентри.

Дядюшка надел очки, обтер усы носовым платком, размером напоминающим наш государственный флаг, отложил в сторону ложку, которой только что ел сардины, взял у Франклина список, снял очки, чтоб видеть буквы, а потом не торопясь перебрал все имена одно за другим.

- Энох Дэвис. Кулаки у него что надо. Никогда не знаешь, что ему в голову взбредет. Малютка Гервейн. Очень мелодичный бас. Мистер Кадвалладур. То, что надо. И часы мои ни к чему - он точнее скажет, когда начинать. Мистер Уизли. Никаких сомнений. Был в Париже. Увы, он плохо переносит дорожную тряску. В прошлом году на пути от "Улья" до "Золотого дракона" останавливал шарабан девять раз. Ной Боуэн. Миротворец. Сладкоречивый, как горлица. Никогда не спорьте с Ноем Боуэном. Дженнис Лаугор. Этого держите подальше от денежных дел. В противном случае приготовьте заранее окно с зеркальными стеклами. И десять кружек пива для сержанта. Мистер Джарвис. Весьма достойный человек.

- Пытался протащить в шарабан поросенка, - вставил Уилл Сентри.

- Живи и давай жить другим, - сказал дядюшка.

Уилл Сентри покраснел.

- Синдбад Мореход. Пусть посидит дома. Старый О. Джонс.

- Откуда это он взялся? - спросил Уилл Сентри.

- Старый О. Джонс ездит всегда, - сказал дядюшка.

Я поглядел на кухонный стол. Банка с сардинами исчезла. Вот это да, сказал я про себя, - дядюшкина жена быстротой с молнией поспорит.

- Катберт Джонни Форнайт. Как раз то, что нужно, - сказал дядюшка.

- Он волочится за женщинами, - опять вставил Уилл Сентри.

- Как и ты, - возразил мистер Бенджамин Франклин, - но только ты в мыслях.

В конце концов дядюшка одобрил весь список; в какой-то момент он сделал паузу и сказал, перескочив через одно имя:

- Не будь мы христианской общиной, мы бы утопили этого Боба Скрипача в море.

- Можно сделать это в Порткоуле, - ответил мистер Франклин и вскоре после этого поднялся уходить, а Уилл Сентри следовал за ним на расстоянии не больше дюйма, и их по-воскресному начищенные ботинки скрипели по кухонному полу.

И незамедлительно возникла дядюшкина жена - прямо перед кухонным шкафом, с фарфоровой собачкой в руке. Вот это да, - подумал я про себя опять, - ты видел когда-нибудь такую женщину, если она вообще женщина? Свет на кухне еще не был зажжен, и она стояла в перекрещениях теней, и тарелки на буфете позади нее поблескивали, как белые и розовые глазки.

- Мистер Томас, если вы уедете в следующую субботу, - сказала она дядюшке своим слабым, шелковым голоском, - я уеду домой, к маме.

Ничего себе, - подумал я, - у нее еще и мама есть. Ну прямо старая плешивая мышь - а будь их целая стая, не хотел бы я с ними повстречаться в темном месте.

- Я или шарабан, мистер Томас.

Я бы сделал выбор без промедленья, но дядюшке потребовалось почти полминуты, чтобы наконец сказать:

- Ну что ж, Сара, любовь моя, я выбираю шарабан.

Он взял ее под мышки, поднял, поставил на кухонный стул, и она треснула его по голове фарфоровой собачкой. После этого он снял ее со стула, и тогда уж я сказал: Спокойной ночи.