Верноподданный (Империя - 1)

______________

* Искаженное sauve qui peut (фр.) - спасайся кто может.

Кюнхену пришлось прервать свою вольную импровизацию, он пронзительно захихикал. Ему ответил громовой гогот застольной компании. Наконец Кюнхен возобновил рассказ:

- Эти продувные бестии и нас научили коварству. А их женщины! Таких фурий, как француженки, свет не видывал. Кипяток лили нам на головы. Ну, подобает это дамам, я вас спрашиваю? Когда все запылало, они стали бросать детей в окна и еще, видите ли, хотели, чтобы мы ловили их. Умно придумали. Мы и ловили этих выродков, да только на штыки. А потом и дам таким же манером. - Кюнхен согнул изувеченные подагрой пальцы так, словно охватывал ими приклад ружья, и поднял глаза кверху, будто собираясь кого-то поддеть на штык. Стекла его очков поблескивали, он продолжал вдохновенно врать. - Под конец, - пищал он, - какая-то толстая-претолстая баба хотела пролезть через окно, но как ни ловчилась, ничего не выходило. Тогда она попыталась вылезть задом наперед. Только она, милочка, не приняла в расчет Кюнхена. Я, не будь ленив, вскакиваю на плечи двух солдат и ну щекотать штыком ее толстую французскую...

Шумные хлопки, хохот заглушили последние слова. Кюнхен смог только выкрикнуть:

- В день Седана я всегда рассказываю эту историю своему классу, конечно в благопристойных выражениях. Пусть молодежь знает, какими героями были их отцы.

Все сошлись на том, что подобные рассказы могут только укрепить националистический образ мыслей у молодого поколения, и один за другим потянулись чокаться с Кюнхеном. От восторга они так вошли в раж, что никто не заметил, как к столу подошел новый посетитель. Ядассон неожиданно увидел скромного господина в сером пальто a la Гогенцоллерн и покровительственно кивнул ему.

- Смелей, смелей, господин Нотгрошен, присаживайтесь.

Дидерих, весь еще во власти возвышенных чувств, напустился на него:

- Кто вы такой?

Незнакомец отвесил низкий поклон:

- Нотгрошен, редактор "Нетцигского листка".

- Кандидат в голодающие, стало быть? - сказал Дидерих и сверкнул очами. - Неудачливые гимназисты, голодранцы с аттестатами, опасная братия?

Все рассмеялись; редактор смиренно улыбнулся.

- Его величество заклеймил вас, - сказал Дидерих. - А в общем, садитесь.

Он даже налил ему шампанского, и Нотгрошен, благодарно склонясь, выпил. Трезвый и смущенный, он оглядывал компанию, раззадоренную и взвинченную выпитым вином, а многочисленные пустые бутылки, стоявшие на полу, свидетельствовали, что выпито немало. О редакторе тут же забыли. Он терпеливо ждал, пока кто-то не осведомился, как он попал сюда среди ночи, точно с неба свалился.

- А кто же выпустит газету? - ответил Нотгрошен с той важностью, с какой обычно говорят о своей работе мелкие чиновники. - Ведь вы же захотите утром прочесть все подробности убийства рабочего.

- Мы их знаем лучше вашего! - крикнул Дидерих. - Вы-то, голодная рать, все высасываете из пальца.

Редактор беззлобно улыбнулся и угодливо выслушал сбивчивое описание событий, которые все наперебой излагали ему. Когда шум улегся, он заговорил:

- Так как вы, господин...

- Доктор Геслинг! - гаркнул Дидерих.

- Нотгрошен, - пробормотал редактор. - Так как вы давеча упомянули имя кайзера, вам, я думаю, небезынтересно будет узнать о новом манифесте его величества.

- Я запрещаю критиковать его величество! - крикнул Дидерих.

Редактор втянул голову в плечи и прижал руку к сердцу.

- Речь идет о новом послании кайзера.

- А как оно попало на ваш письменный стол? Опять подлое предательство? - спросил Дидерих.

Нотгрошен, защищаясь, поднял руку.

- Сам кайзер приказал обнародовать послание. Завтра утром вы все прочтете в газете. Вот гранки!

- Читайте, доктор! - скомандовал майор.

- Какой доктор? - воскликнул Дидерих. - Вы разве доктор?

Но никто уже ничем, кроме послания, не интересовался. Гранки вырвали из рук редактора.

- Браво! - крикнул Ядассон, еще сохранивший способность читать. - Его величество признает себя последователем позитивного христианства.

Пастор Циллих так обрадовался, что на него напала икота.

- Теперь Гейтейфель узнает... ик! Наконец-то этому наглецу, который кичится своей ученостью... ик!.. будет воздано по заслугам. Они берутся решать вопрос об откровении! В нем даже я... ик!.. едва разбираюсь. А ведь я изучал богословие!

Учитель Кюнхен, высоко подняв руку, размахивал листками гранок.

- Г-а-ас-пада! Плюньте мне в лицо, если я не прочту сие послание в классе и не задам сочинения на эту тему.

Дидерих впал в благоговейную серьезность.

- Воистину, господь избрал Хаммураби своим орудием!{151} Посмотрим, кто дерзнет оспаривать это! - Он, сверкая очами, оглядел всех по очереди.

Нотгрошен поежился.

- Ну, а кайзер Вильгельм Великий{151}? - продолжал Дидерих. - Тут уж я не потерплю никаких возражений. Если он не орудие господне, значит, господь бог понятия не имеет, что такое орудие.

- Полностью согласен, - поддакнул майор.

К счастью, и все остальные были согласны. Дидерих был настроен воинственно. Цепляясь за стол, он с трудом поднялся.

- Ну, а наш несравненный молодой кайзер? - спросил он с угрозой в голосе. Со всех сторон послышалось:

- Исключительная личность... Весь порыв и действие... Многосторонен... Оригинальный мыслитель...

Но Дидериху и этого было мало.

- Предлагаю причислить его к орудиям!

Предложение было принято.

- Предлагаю, далее, телеграфировать его величеству о нашем решении.

- Поддерживаю! - взревел майор.

Дидерих подытожил:

- Принято единогласно! - и рухнул на стул.

Кюнхен и Ядассон взялись общими силами сочинить телеграмму. Составив фразу, они немедленно читали ее вслух.

- "Общество, собравшееся в ресторане города Нетцига..."

- Собрание граждан города Нетцига, заседающее в... - потребовал Дидерих.

Они продолжали:

- "Собрание граждан националистического образа мыслей..."

- Националистического... ик! и христианского! - добавил пастор Циллих.

- Неужели вы, господа, действительно намерены... - с тихой мольбой взывал Нотгрошен. - Я думал, это только шутка...

Дидерих разгневался: