Men from the Boys, или Мальчики и мужчины

Либерти в одежде медсестры.

Такой комплект можно купить в Интернете, машинально отметил я. Форма медсестры — сексуальная одежда для извращенцев. Откуда мы знаем, что она и вправду медсестра? Только с ее собственных слов.

Они все втроем обнялись. Склонив головы, прижавшись друг к другу.

Втроем?

Что за чертовщина творится на этой Белсайз-парк?

Я шагнул вперед и осознал, что промок до костей. Они смотрели, как я перехожу улицу. Потом до меня дошло, что Джим плачет. И Либерти. Только у моей жены были сухие глаза, и она смотрела на меня с непонятным выражением.

Словно во сне, я проделал несколько шагов до их двери, и Джим обнял меня одной рукой, вовлекая в их коллективное объятие.

— Гарри, — сдавленно проговорил он. — Сид такая молодец. С той самой минуты, как мы об этом узнали. Она бывала здесь из-за меня. Мы все думали, как сказать Пегги. Она ничего не знает. Она собирается…

Он покачал головой, не договорив, совершенно подавленный.

— Она справится, — сказала Сид. — Пегги сильная и умная.

Я видел, что она с огромным трудом заставляет себя сдерживать слезы.

— Я скажу ей. Все будет хорошо. Все будет хорошо.

Я сделал полшага назад, высвободившись из коллективного объятия. Все трое продолжали обнимать друг друга, но ко мне это уже не имело никакого отношения.

Я посмотрел на Либерти, ничего не понимая. Когда она успела стать милой дамой средних лет, как они могут смотреть на меня с такой великолепной невинностью, как утекает время, которого мы даже не замечаем?

— У Джима болезнь Паркинсона, — ровным голосом сказала Сид. — Диагноз поставили… — Она взглянула на бывшего мужа, ожидая подтверждения. — Месяц назад?

Потом перевела взгляд на меня.

— Болезнь Паркинсона, — бессмысленно повторил я, делая еще полшага назад, так что чуть не упал с лестницы.

Это было бы совсем некстати. Сид ухватила меня за руку, не дав упасть.

— Я, правда, не знаю… — начал я.

Джим уставился на свои руки.

— Это нервная система, — стал объяснять он. — Затрагивается головной и спинной мозг. Никто не знает, как это будет прогрессировать. Подвижность, речь…

Либерти опустила голову.

Сид сгребла его за воротник и встряхнула.

— Совершенно верно — никто не знает, как это будет прогрессировать, — сказала она. — Даже врачи. Поэтому прекрати воображать самое плохое, ладно?

Джим посмотрел на меня.

— Это работа, Гарри, — понимаешь? Мысль о том, что мне придется перестать работать. — Его голос дрогнул. — Понимаешь?

Я понимал.

И когда мы с Сид ушли, я обнял ее одной рукой, и она не оттолкнула меня, но и не поощрила продолжать обнимать ее. Она просто продолжала идти. Моя рука упала. Оно выглядело довольно натурально, это падение.

— Бедный Джим, — проговорил я. — Я думал…

Она покачала головой.

— Я точно знаю, о чем ты думал, — спокойно ответила она. — Ты думал, что я прихожу сюда, чтобы заниматься с ним сексом.

— Нет, — возразил я. — Нет, нет, нет.

— О, да, да, да, — ответила она. — Мой бывший муж! Я даже не представляю, как в голову может прийти подобная мысль. Как ты можешь подумать такое обо мне. А как же Либерти? Что бы она делала, если бы это происходило? Снимала на видео? Присоединялась бы? Потому что одета в форму медсестры?

Что ж.

Такая мысль приходила мне в голову.

— Почему ты не рассказала мне? — спросил я. — До меня это не доходит, Сид. Просто скажи мне. Кто мы? Муж и жена? Или соседи по квартире?

Она горько рассмеялась.

— Я не рассказала, потому что знаю, сколько у тебя проблем, — ответила она. — Потому что знаю, как трудно тебе сейчас приходится. Потому что я думала, что смогу с этим справиться. Я не хотела тебя беспокоить. Я думала, что поступаю правильно.

И я остро ощутил, как люблю ее. Ее всю. Я никогда не любил ее больше, чем в эту минуту.

Я любил тоненький белый шрам прямо над бровью, напоминание о том, как в детстве попал ей по лицу бейсбольной битой, тайна, спрятанная под черной вуалью ее волос. Я любил ее широко расставленные карие глаза, ее благопристойность и ее храбрость. Я любил сам факт того, что она хранит в своем сердце память о любви даже после ухода этой любви. И я любил то, что она не трахалась с другим мужчиной. Мне хотелось громко засмеяться. Я и вправду сделал это или просто улыбнулся? Не знаю. Но что бы я ни сделал, это определенно было ошибкой.

Она остановилась и пристально взглянула на меня.

— Ты ведешь себя так, словно это хорошая новость, Гарри, — проговорила она. — Отцу моего ребенка поставили страшный диагноз, а ты ведешь себя так, словно выиграл в лотерею.

— Нет, — ответил я. Она продолжала идти, но я остановил ее и схватил за руки, желая, чтобы она поняла. — Я просто… я тебя люблю, вот и все.

— Счастливый, — сказала она. — Никаких сомнений. Посмотри на себя. Как ты можешь радоваться?

Моя жена смотрела на меня как на незнакомца.

17

Я сидел в компании по производству сериалов, когда завибрировал мой мобильный. «Звонок от Гримвуда», — отобразилось на дисплее. Мгновение я смотрел на имя, а потом нажал кнопку «Отклонить». Я сунул телефон в карман джинсов и не почувствовал никакой вины. Пока я был заинтересован, я делал все, что мог.

Я сидел в предбаннике, пил невкусный маккиато из автомата и ждал, когда начнется собеседование, заранее чувствуя укол отказа, хотя ничего еще не произошло.

Офис был открытой планировки, поэтому я всюду видел занятых, снующих туда-сюда молодых людей в модных свитерах от «ОллСэйнтс». Десять лет назад я знал бы их имена. Но десять лет назад они были школьниками, а деятельные парни и девушки моего времени отправлялись делать скромную карьеру вне Сохо или возвращались к своим семьям в пригород.

Передо мной остановилась девушка в короткой юбке и послала мне профессиональную секретарскую улыбку.

— Гарри… Сливер? — спросила она, поискав в блокноте.

— Почти, — ответил я, радуясь тому, что можно оставить мерзкий кофе и встать. — Вообще-то Гарри Сильвер.

А я еще получил этот хренов приз БАФТА! И стеклянное ухо! И голубя! По крайней мере, они у меня были, пока я не расколотил их вдребезги.

Она ни капли не смутилась. Кому какое дело, Сильвер или Сливер? Мы оба знали, что работа все равно достанется какому-нибудь двадцатиоднолетнему юнцу, готовому пахать за гроши.

Я последовал за ней по коридору, оклеенному плакатами «Мусоров». Я смотрел на лица всех этих выпускников Королевской академии театрального искусства, пытавшихся выглядеть уверенно и жестко, и в голове у меня не было ни одной мысли. Я видел молодую женщину-полицейского, бывшую когда-то стриптизершей, копа-алкоголика и копа, которого застрелили… как же их звали? И все эти красивые лица затмевало одно, самое красивое из всех. Джим Мейсон смотрел на меня и выглядел невероятно эффектно измученным.

Мой телефон завибрировал снова, но я проигнорировал его. Потому что секретарша остановилась около открытой двери, откуда худая женщина в очках провожала парня с всклокоченными волосами и джинсами, спущенными так низко, что видна была расселина его тощей небольшой задницы.

Мой конкурент.

— Невероятно приятно было познакомиться с тобой, Джейк, — говорила худая женщина в очках. — Мне понравились твои коротышки.

Коротышки? Я тупо оглядел моего соперника с головы до ног, задержавшись взглядом на его спадающих джинсах. И тут до меня дошло. Его коротышки! Его короткометражные фильмы! Я продолжал бессмысленно усмехаться, пока женщина в очках грубо льстила отбывающему Джейку, осторожно поглядывая на меня уголком глаза.

— И мне понравилось твое видение «Мусоров», Джейк. Мы обязательно с тобой свяжемся.

Мне оставалось лишь развернуться и уйти. Но я продолжал стоять, тень глупой усмешки бессмысленно бродила по моему лицу, а женщина в очках посмотрела на меня с гораздо меньшей теплотой, чем на Джейка с его впечатляющими коротышками, и повела меня в свой кабинет, бросив быстрый взгляд на часы. Она уселась за стол, на котором ничего не было, кроме пяти БАФТА и «блэкберри».