Трое на четырех колесах

Что безусловно очаровывает меня в Германии - так это собаки. У нас, в Англии, все породы так хорошо известны, что начинают надоедать: все те же дворовые псы, овчарки, терьеры белые, черные или косматые, но всегда забияки, - бульдоги; никогда не встретишь ничего нового. Между тем в Германии попадаются такие собаки, каких вы раньше никогда не видали: вы даже не подозреваете, что это собаки, пока они не залают. Очень интересно!

Джордж однажды остановил такую собаку в Зигмаринген, и мы начали ее рассматривать. Она внушала мысль о помеси пуделя с треской; я бы огорчился, если бы мне кто-нибудь мог доказать, что я ошибся в этом случае. Гаррис хотел сделать с нее фотографический снимок - но она влетела на отвесный забор, спрыгнула и исчезла в кустах.

Какая цель у здешних собачников - я не знаю.

Джордж думает, что они хотят вывести феникса. Может быть, он и прав, потому что нам раза два встречались удивительные звери; но мне кажется, что практический немецкий ум не удовольствовался бы фениксами, которые без толку шатались бы по дворам, зря путаясь под ногами; я склонен скорее думать, что они намерены вывести сирень и затем обучить их рыбной ловле.

Ведь немец не любит лени и не поощряет ее. По его мнению, собака несчастное существо: ей нечего делать! Неудивительно, что она чувствует какую-то неудовлетворенность, стремится к недостижимому и делает глупости. И вот немец дает ей работу, чтобы занять праздную тварь делом.

Здесь каждый пес имеет важный, деловой вид: посмотрите, как он ступает, запряженный в тележку молочника: никакой чиновник не может ступать с большим достоинством! Он, положим, тележки не тащит, но рассуждает так:

- Человек не умеет лаять, а я умею; отлично: пусть он тащит, а я буду лаять.

По его убеждению, это совершенно правильное распределение труда. Но он искренно принимает к сердцу дело, к которому причастен, и даже гордится им. Это приятно видеть. Если навстречу проходит другой пес - более легкомысленный и незанятый никаким делом, - то происходит обыкновенно маленькая пикировка. Начинается с того, что легкомысленный отпускает какое-нибудь остроумное замечание насчет молока. Серьезный пес моментально останавливается, несмотря на огромное движение на улице:

- Извините, пожалуйста, вы, кажется, что-то сказали относительно нашего молока?

- Относительно молока? Нет, ничего... - отвечает шутник. - Я только сказал, что сегодня хорошая погода, и хотел узнать... почем теперь мел.

- А, вы хотели узнать, почем теперь мел? Да?

- Да. Благодарю вас... Я думал, что вы мне можете сообщить.

- Совершенно верно, могу. Мел теперь стоит столько, сколько...

- Ах, двигайся ты, пожалуйста, с места? - перебивает старуха молочница, которой хочется поскорее развести по домам все молоко, так как ей жарко и она очень устала. - Не останавливайся, а то мы никогда не кончим.

- Это все равно! Разве вы не слышали, что он сказал про наше молоко?

- Ах, не обращай внимания!.. Вон конка едет из-за угла, нас тут еще задавят.

- Да, но я не могу не обращать на него внимания: у каждого есть самолюбие?.. Скажите на милость! Ему интересно знать, сколько стоит мел, а?! Так пусть же слушает: мел - стоит - столько - сколько...

- Ты сейчас все молоко перевернешь! - в ужасе кричит бедная старуха, напрасно стараясь справиться с негодующим помощником. - Ах, лучше бы я тебя дома оставила!..

Конка приближается; извозчик кричит; другой серьезный пес, запряженный в тележку с хлебом, приближается рысью, надеясь поспеть на место действия; за ним с криком бежит через улицу хозяйка-девочка; собирается толпа; подходит полицейский.

- Мел - стоит - в двадцать - раз больше, - чем ты будешь стоить, когда я тебя отделаю!.. - отчеканивает наконец серьезный помощник молочницы.

- О! Ты меня отделаешь?!

- Еще бы! Ах ты внук французского пуделя! Сам только капусту ест, а еще...

- Ну вот! Я знала, что ты все опрокинешь! - восклицает бедная женщина. - Я ему говорила, что он все опрокинет!

Но он не обращает внимания; он занят. Через пять минут, когда движение по улице восстановлено, девочка подобрала и вытерла булки, и полицейский удалился, записав имена и адреса всех свидетелей, - он оборачивается и смотрит на тележку.

- Да, я ее немножко перевернул! - признает он слишком очевидный факт, но затем энергично встряхивается и добродушно прибавляет. - Ну, зато я объяснил ему, "сколько теперь стоит мел"! Больше он к нам не пристанет.

- Надеюсь, что не пристанет! - уныло замечает женщина, глядя на облитую молоком мостовую.

Но главное развлечение трудящегося, запряженного пса заключается в том, что он не позволяет другим собакам перегонять себя - в особенности с горы. В этих случаях хозяину или хозяйке остается бежать за ним, подымая по дороге вываливающиеся из тележки предметы: капусту, булки или крахмальные сорочки, что случится.

Под горой верный пес останавливается и, запыхавшись, ждет хозяина. Тот подходит, нагруженный товаром до подбородка.

- Хорошо сбежал, не правда ли? - спрашивает пес, высунув язык и улыбаясь от удовольствия. - Если бы не подвернулся под ноги какой-то карапуз, я бы, наверное, прибежал первым. Такая досада, что я его не заметил!.. И чего он теперь орет?.. Что? Оттого, что я его свалил с ног и переехал? Так почему же он не убрался с дороги?.. Удивительно, как у людей дети валяются где попало! Понятно, их всякий топчет. Это что?!.. Столько вещей вывалилось? Ну, не важно же они были уложены. Я думал, вы аккуратнее... Что? Вы не ожидали, что я помчусь с горы как сумасшедший? Так неужели вы думали, что я хладнокровно позволю Шнейдеровской собаке перегнать себя? Вы могли бы, кажется, узнать меня получше!.. Ну, да вы никогда не думаете: это уж известное дело. Все собрали? Вы думаете, что все? - На вашем месте я бы не думал, а пошел до самого верха, чтобы убедиться. Что? Вы устали? Ну, в таком случае не обвиняйте меня, вот и все.

Упрям он ужасно: если он думает, что надо свернуть направо во второй переулок, а не в третий, то никто не заставит его дойти до третьего; если он вообразит, что успеет перевести тележку через улицу, то потащит, и только тогда обернется, когда услышит, что ее раздавили у него за спиной; правда, в таких случаях он признает себя виновным, но в этом мало пользы. По силе и росту он обыкновенно равен молодому быку, а хозяевами его бывают слабые старики и старухи, или дети. И он делает то, что сам находит нужным. Самое большое наказание для него - оставить его дома и везти тележку самому; но немцы слишком добрый народ, чтобы делать это часто.