Мой дядя - чиновник

Тем не менее дядя осмелился поздороваться. Дон Хенаро ответил на приветствие презрительной усмешкой и повернулся к родственнику спиной. Это обстоятельство повергло дядю в уныние и убедило его в том, что гнев покровителя не прошёл.

Хотя, по общему мнению, падение министерства было страшным несчастьем (сам дядя, по правде говоря, не очень-то понимал, что означает падение министерства), оно показалось дяде менее важным и прискорбным событием, чем утрата покровительства и помощи именитого дона Хенаро.

В своего «Льва Нации» мы возвращались настолько удручённые, что внушали жалость всем, кто видел пас.

В любом другом случае я обрадовался бы возможности расстаться с должностью, к которой питал скорее отвращение, чем склонность, но сейчас увольнение было более чем несвоевременным — мы располагали крайне скудными сбережениями. Всё своё жалованье и даже кое-что сверх него дядя растранжирил на ароматические притирания, костюмы, баночки с помадой, духи, прогулки в экипаже, абонементы в театр, на обеды и банкеты в честь своих друзей и почитателей; он делал всё это для того, чтобы занять и сохранить в обществе положение, которое не очень соответствовало его возможностям.

Судя по слухам, ходившим в канцелярии и среди просителей дела, которые дядя обделывал с доном Хенаро, должны были приносить ему изрядную прибыль, однако в действительности если не все барыши, то львиную долю их наверняка забирал сам дон Хенаро.

— Что же нам теперь делать, племянник? — спросил меня дядя.

— Как что? Работать.

— Где? У кого?

Дядин вопрос поставил меня в тупик.

— Я гожусь только в чиновники, — продолжал дядя. — Уволить меня сейчас, когда я меньше всего этого ожидал, лишить единственного источника средств, которым я располагаю, — да ведь это же несправедливо, это жестоко! Ах, если бы я знал заранее!

XXII

РОДСТВЕННИЧКИ ССОРЯТСЯ

Остаток дня дядя провёл в молчании, а с наступлением сумерек велел мне собираться, и мы отправились к дону Хенаро.

Явившись в гостиницу, где квартировал наш покровитель, мы застали его ещё за столом вместе с несколькими друзьями. Они курили душистые сигары и маленькими глотками неспешно потягивали из чашечек превосходный кофе: отужинав, они развлекали друг друга пикантными историями. Компания встречала каждый очередной анекдот громким и дружным хохотом, ничуть не беспокоясь, не мешает ли он тем, кто сидит за другими столами, дон Хенаро заметил нас ещё в дверях, но засунул руки в карманы и отвернулся, давая понять, что он раздосадовал нашим появлением. Поэтому мы отправились наверх и в ожидании кузена уселись на скамеечку, стоявшую около двери его номера. Может быть, здесь, без свидетелей, он будет памятливее и любезнее с нами.

— Дядя, зачем мы пришли сюда? — спросил я, так как побаивался предстоящей встречи.

— Зачем? А вот увидишь! — отозвался он с видом, не предвещавшим ничего хорошего.

Вскоре дон Хенаро прошествовал мимо нас и скрылся у себя в комнате. Дядя вошёл следом за ним и поздоровался. Дон Хенаро опять не заметил нашего присутствия, но дядя снова повторил слова приветствия, и нашему кузену не осталось ничего другого, как удостоить нас вниманием.

— Это ещё что такое? Что за комедия? — осведомился он.

— Спокойнее, братец: сейчас мы обо всём потолкуем, — с явной иронией отозвался дядя.

— Запомните: мне не до шуток, и я не намерен выслушивать ваши жалобы, — предупредил дон Хенаро.

— Мы явились сюда не шутить и не жаловаться, — с решительным жестом ответил дядя.

Дон Хенаро пришёл в такую ярость, что сразу не смог толком выразить свои мысли и судорожно дёргал головой и руками.

— Вот оно что! Нет, я не сяду, потому что не желаю разговаривать с вами. Я требую, чтобы вы убрались отсюда — вы и без того мне слишком надоели. Проваливайте! О, страна мошенников!

— Да, мы уйдём, но не прежде, чем разочтёмся за кое-какие дела, которые устроили для вас в канцелярии.

— Мне не за что рассчитываться с вами, понятно? Никаких дел у меня с вами не было, понятно?

— Неужто? Вы что-то слишком быстро забыли об отчётах!

— Вы мелете вздор, понятно? Какие ещё отчёты? Вы, верно, явились испытывать моё терпение? Клянусь жизнью, я этого не допущу!

— Есть люди, которые могут кое-что вспомнить…

Дон Хенаро внимательнее, чем раньше, выслушал эти слова и уставился на дядю испытующим взором.

— Да, я знаю людей, которые при необходимости пойдут в свидетели, поэтому нам лучше всё уладить полюбовно.

Дон Хенаро был изумлён. Я в не меньшей степени дивился дядиным речам и твёрдости, с какой он вёл разговор.

Чтобы скрыть своё замешательство, дон Хенаро заходил взад и вперёд по комнате.

Наконец он пробормотал:

— Хорошо, хорошо, Висенте. Приходи в другой раз — теперь мне надо уйти. Ты пи в чём не виноват — вся вина на мне: ведь это я столько времени опекал такого бессовестного человека. А значит, мне и расплачиваться.

— Считай как хочешь. Но всё-таки я желал бы непременно сегодня закончить дело, чтобы не надоедать тебе ещё раз своими претензиями.

— В таком случае я готов, — согласился дон Хенаро, усаживаясь и указывая нам — дяде и мне — на два стула.

Мы с дядей сели против дона Хенаро.

— Я буду краток, — начал дядя. — Я хотел бы получить долю, причитающуюся мне за хлопоты по делам, которые мы устраивали вместе. Я никогда бы её не потребовал, но у меня нет средств, а вы бросаете меня на произвол судьбы.

Эти слова произвели на дона Хенаро то же действие, что удар хлыстом, и, чтобы скрыть это, он насмешливо поглядывал на дядю, время от времени повторяя:

— Да неужели?

— Да, сеньор, вы прекрасно всё знаете, — отвечал дядя. Он то обращался к дону Хенаро на «ты», то вновь переходил на почтительное «вы».

— Сколько же я тебе должен? — спросил дон Хенаро.

Теперь уж дядя не нашёлся, что ответить: он был твёрдо убеждён, что дон Хенаро ему должен, но как и сколько — этого он не знал. Дон Хенаро заметил нерешительность дяди и, так как немногие могли бы потягаться с ним в изворотливости, сразу сообразил, что сказать:

— Как только тебе закроют кредит, приходи ко мне за деньгами, хоть я толком и не знаю, должен я тебе или ист. По рукам?

— Но неужели вы никогда не думали о том, что меня следует как-то вознаградить за мою самоотверженность?

— Самоотверженность? Ха-ха-ха! Не смеши меня, Висенте, — с деланной весёлостью прервал его дон Хенаро.

— Да, это была самоотверженность, — настаивал дядя. — Вы не раз заставляли меня рисковать. Я, может быть, дурак, но не настолько, чтобы не понять ваших махинаций.

— А разве ты ничего не выгадывал на них? — спросил дон Хенаро.

— И это говорите мне вы!

— А кому же ты обязан всем, что ты есть и что у тебя есть? Разве не я пригрел тебя, глупец, когда ты приехал на остров, даже не зная, куда податься? Разве не ты обещал целиком и полностью довериться моему руководству, неблагодарный? Кто подыскал тебе должность, которая до сих пор давала хорошее жалованье… и кое-что ещё, бездельник? Ну, кто?

— Всё это я понимаю и за всё признателен вам, но сейчас я хочу получить то. что мне причитается, и… будем квиты.

— Да бывал ли на свете пустомеля наглее! — закричал дон Хенаро, яростно топнув ногой.

Дядя спокойно изрёк:

— Я прошу только то, что мне причитается, и шуметь тут нечего — деньги мои.

— Послушай. Висенте, оставим это, — воскликнул дон Хенаро, бледнея от бешенства. — Если я что тебе должен, требуй через суд. А теперь убирайся.

Дядя не соизволил даже пошевельнуться.

— Чего же ты ждёшь?

— Денег! — ответил дядя таким тоном, что у дона Хенаро помутилось в глазах от злобы.

— Уйдёшь ты или нет? — заорал он, хватая стул и грозя раскроить дяде череп.

Однако дядя не дрогнул и лишь приговаривал:

— Ну, ударь, дружище, ударь, попробуй…