Дамоклова жопа

Борька протопал к выходу и исчез, хлопнув дверью.

– Вот! Это то самое, то что у меня вертелось в голове всю дорогу! – сказал Андрей Тюренков с кафедры спортивной медицины. – Ведь жопа – это не только предмет или вместилище, а еще и…

– Сералище, – подсказал Шура Беседин.

– Не сералище, а верзалище, – поправил Дима.

– Да нет, – сказал Андрей. – Жопа – это еще и скверное событие или, вернее, даже не просто событие, а скверный поворот дел. Сами слышали, только сейчас человек сказал. Когда говорят «Жопа стряслась» – это похуже, чем просто порезаться бритвой с похмелья.

– Смотря как порезаться, – заметил Коля. – У меня мужик чуть не умер от кровопотери после такого пореза. Полтора литра крови пришлось в него влить. Правда, ему жена помогла порезаться.

– Это как это она ему помогла?

– Да как, очень просто. Пока мужик брился и похмелялся одеколончиком, она собрала вещички и говорит: все, мол, пей дальше один, я к матери ухожу и детей забираю. Ну, он с бритвой – и на нее, а она говорит, вот и хорошо, лучше сразу убей, чем так дальше жить. Ну он долго не думал, да и резанул себя вгорячах.

Я подумал и возразил:

– Ты понимаешь, Николай, это все-равно не «жопа». Мужик еще и испугаться не успел, и уже либо выжил, либо помер, а хуже уже не будет. Разве только шрам останется, да кого этот шрам волнует.

– Миша прав, – поддержал Вадик. – «Жопа» – это не просто скверное происшествие, а целая цепь нехороших событий, когда одно скверное событие закономерно влечет за собой другое, еще более скверное, и при этом обстоятельства таковы, что ни предотвратить, ни убежать – короче сделать ничего нельзя. Только ждать и молиться, если в Бога веришь.

– А если не веришь? – спросил я.

– Ну, тогда материться, – сказал Николай, – многие мои больные только тем и спасаются.

– Молиться или материться – это, вобщем, одно и то же, – задумчиво сказал Вадик. – Я тут прочитал пару книжек по психологии. Так автор утверждает, что психологический механизм почти идентичен. Клясться, ругаться, молиться… Да, так вот, про цепь событий, чтобы закончить. «Жопа» страшна не теми событиями, которые уже произошли, а тем, что ты принужден сидеть и ждать, пока произойдут последующие, еще более скверные вещи, которые ты бессилен предотвратить.

– Дамоклов меч, – тихо произнес я вполголоса, сам не зная почему. Откуда-то вдруг выплыла эта аллегория.

– Можно и так сказать, – ответил Вадик, – с той лишь разницей, что меч падает один раз, и тебе крышка. То есть, Дамоклов меч – он как одноразовый шприц. Ну ты сидишь под ним, потеешь от страха и ждешь, что он вот-вот, но пока он не упал, с тобой ничего плохого не происходит. А вот Дамоклова жопа сваливается на тебя постепенно, частями, и придавливает тебя все сильнее и сильнее, пока либо не задавит совсем, либо ты в нее не сядешь, в том самом смысле как Миша это красиво описал про ту пещеру с дерьмом. Дамоклов меч убивает сразу, а «Дамоклова жопа» – постепенно, так чтобы сперва помучиться.

– Ишемическая болезнь сердца и повторный инфаркт миокарда, – пробормотал вдруг Алексей, крутанув фонендоскопом в воздухе, совсем как Брюс Ли.

– При чем тут ишемическая болезнь? – не понял Вадик.

– А это иллюстрация этой вашей Дамокловой жопы, – ответил за него Валера. – Когда эта жопа еще только висит над головой или падает частями, больной лечится у Алексея, а когда она свалилась и придавила как надо – тут уж больной попадает ко мне, в реанимацию, Алеша, не в обиду тебе будь сказано.

– А где наш товарищ майор? – вдруг спросил Валера, посмотрев на свои карманные часы – наручных он не признавал. – Миша, ты там ближе всех к выходу, поди узнай.

Я поднялся и прошел в преподавательскую комнату. Когда я открыл дверь, мне в лицо ударил резкий сквозняк и запах осенней прели. Майор Лосев сидел на подоконнике перед раскрытым настежь окном, с расстегнутым кителем, и дышал хрипло и тяжело. Лицо у него было неестественно бледного цвета, а по лбу, несмотря на осенний холод, сбегали крупные капли пота. Одной рукой майор подпирал голову, а другой пытался растирать себе грудь. На его лице застыло выражение растерянности и испуга. Я всегда ношу с собой пачку сигарет для хулиганов и для девиц, любящих стрельнуть сигаретку, а для хороших людей таскаю в кармане нитроглицерин в капсулах. Я вынул капсулу из коробки, положил ее под язык майору, который уже начал терять сознание, стащил его обмякшее тело с окна, уложил на пол и пулей полетел обратно в аудиторию.

– Леха! Быстро в преподавательскую! Дима, у тебя сотовый в кармане – вызывай спецов!

– Кого именно?

– Кардиологов. От линейки толку уже не будет.

Ребята ломанулись в дверь, я пошел следом, достав на всякий случай свой неврологический молоточек. Когда я зашел в преподавательскую, Алеша с Валерой уже освободили майору грудную клетку и лихо делали непрямой массаж с искусственным дыханием. Я свернул из кителя тугой валик и подложил его майору под затылок.

– Анатолий Константинович, вы меня слышите? – проорал я майору прямо в ухо.

– Брось, Миша! – сказал Валера, утирая пот рукавом. – В грудной клетке тишина. Либо фибрилляция, либо асистолия, он сейчас уже с ангелами разговаривает.

Дима ходил по коридору, выразительно помахивая часами и посматривая на дверь лифта. Наконец дверь открылась и спецы в ядовито-зеленых халатах вывалились в коридор, волоча с собой положенный спецам боекомплект. До чего все-таки полезная штука дефибриллятор! Без него запустить остановившееся сердце – это все-равно как открыть консервную банку без ножа. Спецы попались опытные: они в мгновение ока подключили аппаратуру, виртуозно ввели адреналин внутрисердечно и запустили сердце с первого же разряда. Майор начал потихоньку оживать, лицо его чуть-чуть порозовело. Алексей держал в руках пленку с его кардиограммой и вскоре объявил нам, что там сравнительно небольшой инфаркт межжелудочковой перегородки, и прогноз для жизни, вобщем, благоприятный.

Пока майора погружали на носилки и уносили в лифт, кто-то успел рассказать, что у майора застрелился друг, с которым они проучились бок об бок все годы в военном училище. Позвонила его жена, вернее уже вдова и сказала, что мужу не выплачивали жалование в течение семи месяцев, а потом объявили, что часть расформировывают, а офицеров, скорее всего, уволят в запас, и что она нашла его с пистолетом у виска, и рядом лежала записка, в которой он просил у нее прощения за малодушное решение всех жизненных проблем. У майора Лосева был в кармане билет на поезд, он собирался отчитать положенную лекцию и ехать на вокзал, чтобы утром быть на похоронах. И вот, вместо этого, чуть не угодил на собственные похороны. Николай с Димой пошли помогать спецам заносить майора в машину. Мы остались стоять в коридоре. Никто больше не вспоминал наш нелепый диспут. Прежде чем разойтись, мы пожали друг другу руки и переглянулись. У всех в глазах мелькала одна и та же мысль, но никто не решился высказать ее вслух.

Я ехал домой, и троллейбус выл мотором, как раненный зверь. Сердце глухо ударяло изнутри по грудной клетке, как это бывает в первый раз перед прыжком с пятиметрового трамплина. Я время от времени крутил шеей, пытаясь освободить ее от чьей-то жестокой хватки, но хватка не ослабевала. Когда я зашел в квартиру, жена Люся уже спала. Я выпил стакан компота, не включая света, разделся и забрался в постель. Люся свернулась калачиком и, не просыпаясь, прижалась ко мне теплыми и мягкими филейными частями. Я повернулся на бок, обнял Люську за талию, и почувствовал, как будто у меня внутри чья-то милосердная рука выключила сигнал тревоги. Страшная Дамоклова жопа, державшая меня за горло всю дорогу домой, понемногу отступила и исчезла в бескрайнем пространстве, и это пространство все ширилось, расступаясь до самых дальних уголков радиогалактик, а сам я как-то незаметно потерял возраст и вес, оторвался от земли и плавно полетел в нескончаемую даль, и вокруг меня закружилась, заискрилась и засверкала до боли знакомая звездная пыль вечно юной Вселенной.