Поручик Ржевский или Любовь по гусарски

   - А не то - что?

   - Вы всё увидите.

   - Что я увижу? - недоумевал Ржевский.

   - Всё! - с вызовом ответила девушка.

   - Да что же наконец?!

   - О! - взмолилась небесам Сонечка. - Неужели это так трудно понять?! У меня платье мокрое. Насквозь!

   - Пардон, вы намекаете, что вы без панталон? - взволнованно зашевелил усами поручик. - И что же? Я не против. Да-с. Почту за честь увидеть ваш задок-с.

   - Какой вы.. да вы... знаете, кто вы? Вы противный, противный... гусак, вот вы кто! Отвернитесь немедленно или я позову маменьку.

   Угроза была - страшнее не бывает. Чего Ржевский более всего опасался в молоденьких барышнях, так это их непредсказуемых маменек.

   Он насупил брови и отвернулся от девушки.

   Сонечка поняла, что не на шутку его расстроила. Но ей так надоело торчать в пруду, что она и не подумала взять свои слова обратно. И только выбравшись на берег и спрятавшись за кустом, она милостиво обронила:

   - Можете повернуться, сударь.

   - Благодарю покорно, - разводя воду руками, Ржевский направился к берегу.

   - А что, если не секрет, вы делали у нас саду?

   - Заблудился. Я всего лишь месяц, как в вашем городе.

   - Вы - гусар?

   - Еще бы! - Он самодовольно усмехнулся. - Что же вы прячетесь от меня, как Ева от Адама? Мы ведь с вами запретного плода еще не откушали.

   - На что это вы намекаете?

   - Нам не мешало бы просушиться. Снять одежду, развесить ее по деревьям...

   - Я как-нибудь без вас. Не маленькая, сама разденусь.

   - Сонечка! - простонал Ржевский, выбираясь на берег. - Позвольте вам помочь. Разве вы не знаете, что только гусар может так раздеть женщину, чтобы она запомнила это на всю жизнь.

   - Какие пошлости вы говорите, - фыркнула девушка. - И не приближайтесь ко мне. Ой, молчите! - Она прислушалась. - Кажется, сюда идет моя маменька. Прячьтесь скорее.

   - Можно к вам за кустик?

   - Нет, только не сюда. Ступайте обратно в пруд.

   - Но позвольте...

   Ржевский не договорил. Язык его онемел, ибо в эту секунду Сонечка выбежала из-за куста в своем мокром платье, которое не скрывало, да и не могло ничего скрыть. Она налетела на поручика, подталкивая его к пруду.

   - Откройте рот! - приказала она.

   - А-а...

   Поручик был послушен, как дрессированный пудель. Она сунула ему в рот длинный сухой стебелек.

   - Закрывайте. И вовсе не обязательно обнимать меня за талию.

   - Мм... - промычал поручик. Он хотел спросить, что это на нее вдруг нашло.

   Но Сонечка знала, что делала.

   - Лезьте в воду, горе вы мое. Сядете на дно. Дышать будете через трубочку.

   - Мм... - попробовал возразить Ржевский.

   - Не утонете, - решительно заявила она. - Помните, в романе у Фенимора Купера один индеец, его звали Чингисхан, так прятался в озере от ирокезов.

   - Ишвините, пшаво, шоман сей не шитал.

   - Но вы же не хотите, чтоб моя маменька нас застала?

   - Не хошу.

   - Ну и ступайте в пруд!

   - Соня! Сонечка! - раздавалось уже совсем близко со стороны сада.

   Чавкая сапогами, Ржевский бросился к пруду и с головой нырнул в воду.

   Девушка опять спряталась за кустом.

   - Я тут, маменька! - крикнула она.

   Глава 7

   Водяной

   На берегу появилась Антонида Степановна - упитанная дама средних лет в простом белом платье и большом чепце, повязанном розовой лентой.

   - Доченька моя, где ты?

   - Я здесь, маменька.

   - Да где же? - Антонида Степановна в растерянности озиралась по сторонам.

   - За кустом, маменька.

   - Господи! Что случилось?

   - Ах, не приближайтесь.

   - Да что ты там делаешь, скажи на милость?

   - Живот прихватило.

   - Ох, Боже мой! Неужто с блинчиков?

   - Не знаю, м-маменька...

   Сонечке становилось прохладно сидеть в тени. Но и выйти к матери в своем мокром виде она никак не могла решиться.

   - Тебя, никак, лихорадит, доченька? Температура подскочила?

   - Нет, нет. Просто устала.

   - Устала? А давно ты там сидишь?

   - С тех пор, как вы меня окликать стали.

   - Бедный ребенок, - расстроилась Антонида Степановна. - Я помню, два года назад баба Мотя на масленницу блинами объелась. У нее в животе все так скрючило - не знала, что делать. Побежала в церковь грехи замаливать. А там уж ей совсем невмоготу стало. Она совсем очумела и на колокольню полезла. Почти до самого верха добралась, да не удержалась. И прямо на голову отцу Никодиму свалилась. Он, сивый мерин, внизу стоял - подглядывал. Бабка насмерть расшиблась и попа покалечила. Он после этого случая умом тронулся, обрился наголо и в отшельники подался. Говорят, до сей поры где-то неподалеку в наших лесах бродит. Помнишь эту историю, дочка?

   - Ступайте, маменька, - взмолилась Сонечка, не в силах больше сносить порывы ветра, который все крепче сжимал ее в своих холодных объятиях. - Я вас догоню.

   - Так ты слушай. Знаешь, что мне нынче приснилось? Я как с тобой про живот заговорила, сразу вспомнила. Баба Мотя, покойница! Вижу, сидит она на печи и блины жрет. Я ей говорю: "Моть, ты уж померла давно, а всё блины наворачиваешь. Угомонись!" А она мне: "А ты попробуй, Тося, какие они вку-у-сные". И руки ко мне тянет. А вместо пальцев у ней - блины свернутые. И масло из них течет. Жуть!

   И только она эти слова произнесла, как из пруда с шумом и брызгами высплеснулось облепленное тиной и водорослями чудовище.

   - Водяной! - завизжала от страха Антонида Степановна.

   - Уф, уф, - отдуваясь и отплевываясь, стонало чудовище, выбираясь на берег.

   Приблизившись к Антониде Степановне, "водяной" сплюнул и состроил мину.

   - Ну чего вы орете? Я же не утопленник. Можете меня пощупать.

   Но она не унималась. Сонечка стала ее уговаривать:

   - Маменька, не бойтесь, не кричите.

   Антонида Степановна, выпучив на Ржевского глаза, продолжала орать:

   - Чур меня! Чур! Пропади, сгинь!

   - Да пощупайте же меня, мадам.

   "Водяной" протянул к ней руку, отчего она завопила с еще большим воодушевлением.

   - Ну, ладно, не хотите меня щупать, давайте я вас пощупаю, - и он ущипнул Антониду Степановну за ляжку.

   От прикосновения этих холодных пальцев она несколько пришла в себя.