Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган

Вступление Васко в славную корпорацию коммивояжеров было молниеносным и блистательным. Этой должности в те времена усиленно домогались. Васко продавал товары в зависимости от своих симпатий, он предоставлял кредит разорившимся торговцам, чьи магазины и лавки другие коммивояжеры старались обходить. Если ему не могли уплатить за товары немедленно, он соглашался на любую отсрочку. В городе Эстансия, штат Сержипе, где все дела можно было кончить в один день, он проторчал целую неделю, очарованный тенистыми улицами, веселыми домиками, купанием в реке Таутинга, красивыми девушками, выглядывавшими из окон или сидевшими за роялем, и, наконец, любовью Оталии, хозяйки пансиона, которая была без ума от нового коммивояжера. Ни один агент Жозе Москозо еще не совершал столь долгой поездки и с такими ужасными результатами. Пришлось отправить по тому же маршруту, считавшемуся раньше самым легким, опытного коммивояжера, чтобы тот восстановил репутацию фирмы, серьезно поколебленную юным наследником, очевидно вознамерившимся совершить переворот в торговом деле. Зато Васко оставил долгую и добрую память о фирме и о себе лично во всех веселых домах тех городов, где побывал. Он отыгрался за годы заточения в здании на Ладейре-да-Монтанья, где старик Москозо установил суровый режим и Васко вынужден был довольствоваться прелестями негритянки Розы, да и то тайно.

С грустью покачав головой, старый Москозо посадил внука снова в контору, где тот и продолжал пребывать более или менее впустую: его использовали, лишь когда надо было сопровождать в прогулках по городу провинциальных клиентов, останавливавшихся в здании фирмы. Для этого он вполне подходил: хорошо воспитанный, приятный, разговорчивый юноша, прекрасный компаньон для вечерних прогулок. Правда, эти прогулки были довольно ограниченны, ибо если клиентов старый Москозо не мог заставить, держа в руке карманные часы, ровно в восемь вечера и ни минутой позже лечь в постель, то к внуку предъявлял это требование неукоснительно, несмотря на то, что пушок над верхней губой юноши давно превратился в пышные усы. О деньгах же, в которых Васко так нуждался, и говорить нечего.

Впрочем, старый Москозо оказывал заметное давление и на клиентов, заставляя их менять образ жизни и сокращать расходы на попойки. Старик то и дело твердил, что не доверяет людям, ведущим рассеянную жизнь, посещающим бары и дома терпимости. "Можно ли положиться на пьяницу и распутника?" - спрашивал он и этим вопросом разрушал все мечты о порочных наслаждениях, взлелеянные за долгие месяцы ожидания поездки в столицу. Впрочем, многие из клиентов, несмотря на это предупреждение, все же посещали злачные места, а Васко пользовался каждой возможностью, чтобы, пренебрегая советами деда, показывать приезжим вместо живописных достопримечательностей столицы гостеприимные притоны, где уже успел приобрести прочные связи.

Старый Москозо в черном альпаковом пиджаке, водрузив на нос очки, сидел, склонившись над книгами с записями входящей и исходящей корреспонденции фирмы, и наблюдал за внуком - тот мечтал, устремив взор в окно, а перед ним лежало недописанное письмо.

Старик растерянно взглянул на Рафаэла Менендеса и кивнул в сторону внука. Старший служащий посмотрел на юношу строго, с осуждением, а затем, повернувшись к деду, выразил на своем лице глубокое сожаление. Ну, если так, для Жозе Москозо фирма дороже семьи, тем более что от последней остался один этот внук, такой же бродяга и фантазер, как его отец Араган, - болтун, тунеядец, прославленный лгун, который отнял у Жозе единственную дочь и пять лет жил за его счет. Даже после смерти он стоил тестю немалых денег: дура вдова потребовала для обожаемого супруга похорон по первому разряду и мраморный склеп.

Тесть же после смерти Арагана вздохнул свободно, но, по его мнению, трех аршин земли и то жалко на ненавистного зятя, прозванного приятелями Хвастунишкой:

столько он им рассказывал всякой всячины. Такого циничного и наглого субъекта еще свет не видывал! Он не хотел понимать намеков, а когда старик наконец сказал ему прямо, что пора кончать медовый месяц и приступать к работе в конторе фирмы, Араган рассмеялся ему в лицо. "За кого тесть его принимает?" - спросил он не то насмешливо, не то обиженно. Что он, бездарность какая-нибудь, жалкая конторская крыса?

Ему ли сидеть целые дни среди трески и картошки и заниматься продажей бакалейных товаров? Неужели сеньор Москозо не понимает, за кого он выдал свою Дочь, неужели ничего не знает о его талантах, способностях, связях, планах? Пусть уважаемый тесть не заботится о том, чтобы подыскать ему дело. Его будущее обеспечено, и если он еще не приступил к работе, то только потому, что затрудняется в выборе: пять или шесть предложений, одно другого заманчивее, сделали ему друзья, люди, занимающие самое высокое положение; сеньор Москозо еще получит большие барыши благодаря дружеским связям зятя: Араган может устроить фирме контракты на поставки товаров государству, различным корпорациям, можно легко Заработать кучу денег. Что скажет, например, сеньор Москозо о годичном контракте на поставку солонины и трески для военной полиции? Ему, Арагану, стоит лишь шепнуть словечко капитану - начальнику интендантства- - и дело в шляпе. Сеньор Москозо может считать этотконтракт решенным делом, как будто деньги уже у него, в сейфе. Причем ему достанется все, так как его зять и друг не возьмет с него комиссионных.

Все пять лет брачной жизни Араган пребывал все в том же неопределенном положении, так и не решившись занять ни одно из пяти или шести замечательных мест или согласиться на новые предложения именитых друзей. Не раздобыл он и -контракта для фирмы, хотя ежедневно обещал поговорить об этом деле завтра.

Однако от места служащего у тестя он по-прежнему решительно отказывался, рассматривая повторные предложения чуть ли не как оскорбление и провокацию. У него был твердый характер, и он ни разу даже не вошел в трехэтажное здание фирмы, зная его только по наружному виду и обходя стороной всякий раз, когда ему приходилось бывать на Ладейре-да-Монтанья.