Из сборника Пять рассказов

Может быть, сказать: "Вот имя, которое я люблю"? Нет, лучше не надо! А, может, все-таки стоит? Если упустить момент, то никогда уж не встретить ее! Он сказал:

- Я живу в доме на краю парка, в красном таком, знаете? А вы где?

- Я далеко, Миллисент Виллас, 23. Я ненавижу наш убогий домишко. Но мы там очень весело живем.

- Кто это мы?

- Ну, мама, я и Джок. Ужасный мальчишка! Вы даже представить себе не можете. И волосы у него почти рыжие. Когда состарится, он, наверное, будет таким же, как дедушка Хэйторп. Нет, Джок просто невозможен!

Боб Пиллин пробормотал:

- Интересно было бы познакомиться с ним.

- Правда? Я спрошу у мамы, не разрешит ли она. Но вы сами не обрадуетесь. Он вечно вспыхивает, как фейерверк.

Она откинула голову, и у Боба Пиллина снова поплыло все перед глазами. Взяв себя в руки, он спросил, растягивая слова:

- Разве вы не пойдете повидаться со своим опекуном?

- Нет, у мамы к нему секретный разговор. Мы здесь в первый раз. Чудак он, правда?

- Чу-дак?

- Ну да! Но он очень хорошо ко мне относится. Джок называет его последним стоиком.

Из кабинета старого Хейторпа крикнули:

- Филлис, поди сюда!

Этот голос принадлежал, несомненно, женщине с красивым ртом, у которой нижняя губа чуть-чуть прикрывала верхнюю; в нем была и теплота, и живость, ласкающая слух, и что-то неискреннее.

Девушка бросила Пиллину через плечо смеющийся взгляд и скрылась в комнате.

Боб Пиллин прислонился спиной к камину, уставив круглые щенячьи глаза на то место, где только что стояла девушка. С ним происходило что-то непонятное. Поездки с дамой сердца, возможность которых допускал старый Хейторп, утоляли лишь чувственность этого молодого человека; они прекратились в Брайтоне и Скарборо и были лишены малейшего намека на любовь. Рассчитанная до мелочей карьера и "гигиеничный" образ жизни избавляли от беспокойства и его самого и его отца. А сейчас у него застучало в висках и что-то большее, нежели просто восхищение, стеснило ему горло как раз над высоким стоячим воротничком - то были первые признаки рыцарской влюбленности! Но светский человек нелегко поддается нахлынувшим чувствам, и кто знает, окажись под рукой шляпа, не поспешил ли бы он вон из этого дома, бормоча себе под нос: "Ну нет, дорогой, Миллисент Виллас вряд ли подойдет тебе, если у тебя серьезные намерения". А то кругленькое, смеющееся личико, блестящая прядка на лбу и широко раскрытые серые глаза как-то не вызывали намерений иного рода: невинная юность неотразимо действует на самых трезвых молодых людей. Охваченный каким-то смятением, Пиллин думал: "Удобно ли, осмелюсь ли предложить проводить их до трамвая? А может, лучше сбегать нанять автомобиль и отправить их домой? Нет, они могут уйти тем временем! Надо ждать здесь! Боже, как она смеется! Не личико, а загляденье: цветом точно клубника со сливками, волосы, словно сено, и все такое! Миллисент Виллас..." И он торопливо записал адрес на манжете.

Дверь растворилась, и он услышал тот теплый переливчатый голос: "Пойдем, Филлис!", потом девичий голосок: "Хорошо, иду!" и ее звонкий, веселый смех. Он быстро пошел к входной двери, в первый раз в жизни испытывая подлинный трепет. Он проводит их до трамвая без шляпы - это еще более по-рыцарски! Но тут же он услышал:

- Молодой человек, у меня ваша шляпа!

А затем раздался голос ее матери, живой, притворно возмущенный:

- Филлис, как тебе не стыдно! Вы когда-нибудь видели такую скверную девчонку, мистер...

- Пиллин, мама.

Потом - он сам не знал, как это произошло, - он шагал между ними к трамваю, защищенный от январского холода смехом и ароматом мехов и фиалок. Это было похоже на сказку из "Тысячи и одной ночи" или что-нибудь в этом роде, какое-то опьянение, когда уверяешь, что тебе - по пути, хотя потом всю дорогу назад придется снова трястись на этом дурацком трамвае. Никогда в жизни он не чувствовал такого воодушевления, как сейчас, когда восседал на скамье между ними, забыв и о записке в кармане и о своем желании подбодрить отца. На конечной остановке они вышли. Мурлыкающее приглашение зайти как-нибудь, отчетливое "Джок будет рад познакомиться с вами!", низкий грудной смех. "Ах ты, скверная девчонка!" И вдруг хитрая мысль молнией осенила его, когда он снимал шляпу.

- Большущее спасибо, зайду непременно! - Он снова вскочил на подножку трамвая, деликатно намекая этим, как безмерно он был галантен.

- Вы же сказали, что вам по пути! Ну, зачем вы так?..

Слова ее были точно музыка, а раскрытые от удивления глаза казались самыми прекрасными на земле. Миссис Ларн снова засмеялась низким, теплым, но и каким-то рассеянным смехом, а девушка помахала ему рукой на прощание. Он глубоко вздохнул и пришел в себя только в клубе, за бутылкой шампанского. Пойти домой? Ну, нет! Ему хотелось пить и мечтать. Ничего, "старик" узнает новости завтра.

3

Эти слова "Сэр, вас хочет видеть миссис Ларн!" могли бы смутить человека с более слабыми нервами. Что привело ее? Она же знает, что ей не следует приходить сюда. Старый Хейторп с циничным любопытством наблюдал, как вошла его сноха. Каким- взглядом она окинула этого щенка, когда проходила мимо! Он отдавал должное вдове своего сына и спрятал улыбку между усами. Она взяла его руку, поцеловала, прижала к своей великолепной груди и проговорила:

- Вот видите, наконец-то я здесь! Вы не удивлены? Старый Хейторп покачал головой.

- Мне, право, очень нужно было повидать вас. Вы не заходили к нам целую вечность. Да еще эта ненастная погода! Как вы себя чувствуете, дорогой опекун?

- Как нельзя лучше. - И, посмотрев ей прямо в серо-зеленые глаза, добавил: - У меня нет для вас ни пенса.

Она и глазом не моргнула, только беспечно рассмеялась.

- Неужели вы думаете, что я пришла за этим? Хотя я в самом деле сильно на мели, дедушка!

- Как всегда.

- Я вам все расскажу, дорогой, мне станет легче. Если бы вы знали, как туго мне сейчас приходится!

Стараясь принять печальный вид, она опустилась в низкое кресло, распространяя сильный аромат фиалок.

- Мы в ужаснейшем положении. В любую минуту имущество наше может пойти с молотка, а мы - оказаться на улице. У меня не хватает духу открыться детям - они так счастливы, бедняжки. Джока придется взять из школы, а Филлис прекратит уроки музыки и танцев. Полнейший кризис. И все из-за синдиката "Мидлэнд". Я рассчитывала получить по крайней мере двести фунтов за новый рассказ, а они его не взяли.