Роковые сапоги

Если бы ты только видела, в каком прелестном доме мы живем! Он весь скрыт деревьями, и место здесь такое тихое, что, хотя до Лондона всего тридцать миль, почта приходит к нам всего раз в неделю. Нужно признаться, что дороги здесь просто отвратительные; сейчас зима, и мы по колено в снегу и грязи. И все-таки как мы счастливы, милая Элиза! Крошка Бобби, Томас (у него, бедняжки, ужасно разыгрался ревматизм), наш добрый друг доктор, который приходит к нам в такую даль, - нам так хорошо и весело вместе, что мы не променяем нашей деревенской тишины на все развлечения Рэниле. Прощай, милая Элиза, малютка кричит и зовет свою маму. Тысячу раз целую тебя!

Твоя любящая

Сьюзен Стабз".

Вот вам, пожалуйста! Дворянин балуется фермерством, сорок пять гиней изводят на доктора, покупают двадцать одну пинту портера в неделю. Так мои бессердечные родители обирали меня, когда я еще лежал в колыбели.

Февраль. Мороз и вьюга

Я назвал эту главу "Мороз и вьюга" отчасти потому, что февраль и в самом деле месяц мороза и вьюг, отчасти же из-за моих злоключений, о которых я вам сейчас поведаю. Я часто думаю, что первые четыре или пять лет жизни ребенка подобны январю с веселыми святками и каникулами, но после беззаботных праздников нашего младенчества, после елки с играми и подарками, наступает февраль, когда мальчику нужно начинать трудиться и самому заботиться о себе. Как хорошо я помню тот черный день первого февраля, когда я вступил в самостоятельную жизнь и появился в школе доктора Порки!

В школе я взял себе за правило быть осмотрительным и бережливым и, нужно сказать, ни разу в жизни этого правила не нарушил. Прощаясь со мной, матушка дала мне восемнадцать пенсов (у бедняжки просто разрывалось сердце, когда она целовала и благословляла меня); и, кроме того, у меня еще был собственный капиталец, накопленный за предыдущий год. Послушайте, как мне это удалось. Если я видел, что на столе лежат, например, шесть монет по полпенса, я брал одну монетку себе. Если ее недосчитывались, я говорил, что это я взял, и отдавал деньги; если же никто ничего не замечал, то я тоже помалкивал: раз не хватился, значит, не потерял, правда? Так и получилось, что, кроме матушкиных восемнадцати пенсов, у меня скопилось небольшое состояние в три шиллинга. В школе меня звали "Мешок с медяшками" - так много у меня было медных монеток.

Знаете, человек сообразительный сумеет приумножить свой капитал, даже если он учится в первом классе, и мне это удалось неплохо. Ни в каких ссорах я участия не принимал, не был ни первым учеником, ни последним, но никого так не уважали, как меня. И знаете почему? У меня, всегда водились денежки. Возвращаясь в школу после каникул, мальчишки тратили все деньги, что привезли из дому, в первые же несколько дней, и, должен сказать, в это время они наперебой угощали меня и пирожными, и ячменным сахаром, так что своих денег мне не приходилось трогать. Но вот примерно через неделю от их денег ровным счетом ничего не оставалось, и, значит, до самого конца полугодия нужно было перебиваться на три пенса в неделю. Я с гордостью сообщаю вам, что почти все ученики школы доктора Порки отдавали мне из этих трех пенсов полтора, - каково, а? Если, например, Тому Хиксу хотелось имбирного пряника, к кому, по-вашему, он шел просить в долг? К Бобу Стабзу, конечно!

- Хикс, - говорил я, - я куплю тебе пряников на полтора пенса, если в субботу ты отдашь мне три.

Он соглашался, а когда наступала суббота, частенько мог отдать мне всего полтора пенса. Значит, оставалось три пенса на следующую субботу. Вот что я делал однажды целое полугодие. Я дал в долг одному мальчику (его звали Дик Бантинг) полтора пенса, чтобы в следующую субботу он отдал мне три. Когда настала суббота, он вернул мне только половину долга, и не сойти мне с этого места, если я не заставил его отдавать мне полтора пенса каждую субботу ни много ни мало шесть месяцев подряд, так что всего ему пришлось заплатить мне два шиллинга и десять с половиной пенсов. Но этот Дик Бантинг оказался отъявленным мошенником. Вот послушайте: когда наступили каникулы, он все еще был должен мне три пенса, хотя я проявил великодушие, соглашаясь ждать их уплаты целых двадцать три недели. По всем правилам, он после каникул должен был привезти мне ровно шестнадцать шиллингов за шесть недель. Расчет тут очень проста дав взаймы три пенса, я через неделю получал шесть, через две недели - шиллинг, через три недели - два шиллинга, через четыре недели - четыре, через пять недель - восемь, через шесть недель шестнадцать, и это только справедливо, не так ли? Но когда этот подлый, бесчестный негодяй Бантинг вернулся из дому, он отдал мне - нет, вы только подумайте! всего полтора пенса.

Однако я с ним сквитался, можете не сомневаться. Через две недели он истратил все, что дали ему родители, и тут-то я взял его в оборот. Я заставил его не только заплатить мне весь долг сполна, но и отдавать мне четверть бутерброда с маслом за завтраком и четверть бутерброда с сыром за ужином, и задолго до конца полугодия ко мне перешли его серебряный ножичек для фруктов, компас и щегольской жилет с серебряным шитьем, в котором я приехал домой ужасно гордый и важный. Но это еще не все, в кармане жилета, кроме пятнадцати шиллингов, того самого ножичка и медного штопора, который достался мне от другого мальчишки, лежали три золотых гинеи. Неплохой процент с двенадцати шиллингов, что были у меня вначале, правда? Если бы мне еще хоть раз повезло вот так же в жизни! Увы, сейчас люди стали куда скупее, чем в те добрые старые времена.

Да, так вот, приехал я домой в своем великолепном новом жилете; и когда я подарил штопор батюшке в знак сыновней любви и уважения, моя дорогая матушка разразилась потоком слез, осыпала меня поцелуями и едва не задушила в, объятиях.

- Благослови тебя бог! - всхлипывала она. - Благослови тебя бог за то, что не забыл своего старика отца! А где ты купил его, Боб?

- Я купил его на свои сбережения, маменька, - отвечал я, и это была святая правда. Услышав эти слова, матушка обернулась к отцу, сияя улыбкой, хотя по лицу ее текли слезы, взяла его за руку, а другой рукой привлекла меня к себе.