До первого снега

Я прикинулся, что ничего такого особенного не заметил, рассматривал стены прорабской с графиками и списками.

И прораб, видимо, решил, что казус исчерпан.

— Значит, решил стать строителем? — уже другим тоном спросил он, продолжая внимательно меня разглядывать. — Что умеешь делать?

— Шел… увидел трубу…

— А-а… Это, конечно, аргумент…

Зазвонил телефон. Он снял трубку.

Я слышал, в трубке кто-то быстро-быстро заговорил.

— Да-да, был такой разговор в обкоме, — спокойно ответил Олег Иванович, — был.

Телефон снова затараторил. Олег Иванович выслушал и ответил:

— А вы когда-нибудь пробовали строить начиная с крыши? Что это значит? А то, что сборные конструкции вы подаете на объект хаотически. Нам нужны колонны и другие детали нижних этажей, а поступают те, которые должны монтироваться наверху. Площадка завалена конструкциями, а монтировать нечего. Кувалдами подгоняем детали под монтаж.

Телефон снова долго частил, но Олег Иванович слушал, уже морщась, как от зубной боли.

— Неритмично поставляют металл? — переспросил он. — Начинаете опять выискивать «объективные». Да вы просто не заинтересованы, чтобы мы, строители, работали на подряде. Вам это как кость поперек горла! Вот и пришлось обратиться в обком. — Он бросил трубку и достал из стола «Беломор», нервно закурил.

— Да, так что же ты все-таки умеешь делать? — спросил Олег Иванович. — У нас и из ГПТУ приходят — дырку зашпаклевать не умеют. Теоретики. Ты тоже теоретик?

Я ничего не ответил, чувствовал, он сейчас думает не обо мне, а в основном о своем сборном железобетоне.

Но вот он снова внимательно посмотрел на меня и переменил тон:

— Зачислим пока разнорабочим. А там видно будет. У нас внутрибригадное обучение, так что без специальности не останешься.

Он сказал и про заработок, и про то, что сюда, на стройку, удобнее добираться из города электричкой.

— А что вы строите? — спросил я.

— Завод, керамзитовый. — Он выдвинул ящик своего стола и протянул мне на ладони несколько шариков. Цветом они походили на обыкновенный красный кирпич.

Я взял шарики и поразился их легкости, казалось, они ничего не весили.

— И вы строите завод, чтобы делать такие шарики?

— Это не шарики, а керамзитовый гравий, — с некоторой, как мне показалось, обидой ответил он, — ценнейший заполнитель для сборного керамзитобетона. Понимаешь, стеновые панели станут намного легче. Это позволит… — он взглянул на часы и начал поспешно собирать бумаги, разбросанные по столу. — В общем, постепенно сам узнаешь… Сейчас поезжай в отдел кадров нашего СУ. Скажи, я прислал. А утром сюда к восьми, к мастеру Водяному.

2

Мастер Водяной, когда я пришел к нему, уставился на меня — здоровенный, мордастый, с толстой красной шеей. Долго смотрел, не мигая, словно на обезьянку в зоопарке, а потом зашелся простуженным смехом. Хлопал себя ручищами по коленкам и все шипел и шипел, как примус, а из глаз его текли мелкие слезы.

— Ты, обратно, не этот будешь, как его…

— Кормящий отец, — подсказали монтажники.

Водяной смахнул со щеки слезу и покрутил головой — точь-в-точь блохастая собака:

— А вот в Китае, я слыхал, один родил…

Собственно, чего я ждал от первого дня на стройке? Участливой заботы? Или внимания к себе?

Водяной, видно, всех новеньких так встречал. Чем я для него лучше других? Стоило ли обижаться на него? Да я, наверно, выглядел и впрямь смешно.

На другой день Водяной поручил мне убрать мусор из трансформаторной подстанции. Он показал на кирпичное строение с маленькими окошками, без крыши, с обитой оцинкованным железом дверью.

Кроме мусора там остался схватившийся бетон. Водяной сказал, что подстанцию готовили сдавать под монтаж, но, пока не убран мусор, электрики отказываются работать.

— И этот походит-походит по стройке и тоже, глядишь, родит. — Парни с монтажными поясами подливали масла в огонь.

— От них теперь чего хошь можно ждать, — сказал пожилой рабочий. — Давай, Фомич, к девчатам его, пусть учится на штукатура.

— Не возьмут. Им тоже план выполнять надо. А заделье ему мы найдем…

Водяной торжественно вручил мне пустой мешок и послал в котельную за компрессией. И я побежал. Но не потому, что понятия не имел о компрессии, а из-за своей неумеренно большой готовности что-нибудь сделать, начать первый в своей жизни трудовой день.

Но тут же опомнился, вернулся и бросил мешок под ноги Водяному. Бригада хохотала.

Я готов был сквозь землю провалиться. Хотелось убежать и никогда больше сюда не возвращаться. Но вокруг меня стояли совсем еще молодые рабочие, и смеялись они так весело, так заразительно, что я сам не смог удержаться от смеха.

Я надел рукавицы и взялся за лом. Долго долбил плотную серую массу. Лом глухо звякал и соскальзывал. Мне стало тоскливо от однообразных тупых звуков. Но раз Водяной велел долбить, значит, надо.

На следующее утро я снова взялся за лом.

Подтянул рукавицы и широко размахнулся. И опять тот же унылый тупой звук.

Сзади послышались тяжелые шаги. Я обернулся. В дверях, широко расставив ноги, стоял Водяной.

— Замах хороший, — сказал он. — Только зачем по гладкому месту лупить? Все-то вы приходите теперь на стройку глупорукие. Молоток в руках держать — учи, ломом долбить — учи… Как только вы рукавицы на ноги не надеваете? Раньше, бывало, каждый парень все умел делать по дому. А теперь — локоны только взбивать.

С широким обветренным кирпично-красным лицом мастера никак не вязались маленькие светло-голубые глазки. Но взгляд их пристален, цепок. Сегодня это был совсем другой человек.

— Сперва приглядись да смекни, где ударить, — посоветовал он, — а потом бей.

Я снова поднял лом. И снова тоn же тупой звук. Лом соскользнул, а я едва не потерял равновесие.

Водяной что-то невнятно пробормотал и ушел. После этого он как будто вообще перестал меня замечать.

Каждое утро я приходил на стройку и брался за лом. Однако долго терзать глыбу бетона в трансформаторной мне не давали. Все время надо было кому-нибудь помогать. Только и слышалось: «Валерка, туда, Валерка, сюда!» Получалось, что работал я — куда пошлют: убирал мусор, подавал кирпич, возил в тачке песок, таскал стекло. А потом снова возвращался к своей глыбе бетона. И она под ударами моего лома стала медленно убывать.

К концу недели я уже не чувствовал рук. Болела спина.

Видимо, я стонал во сне. Мама и Оля ничего не говорили. Однако я видел, они стараются и щей мне налить погуще, и лучший кусок мяса положить вроде невзначай.

3

После того как я одолел бетон, Водяной отправил меня в котельную. Там бетонщики тоже малость «оплошали».

Следом за Водяным но гулкой железной лестнице спустился в подвальное помещение завода. После яркого солнца здесь царил полумрак, почти не проникали звуки. Постепенно из подвального сумрака стали проступать очертания четырех установленных в ряд паровых котлов. Массивные фундаменты, на которых они стояли, напоминали исполинские гробы.

Мастер несколько раз щелкнул выключателем, чертыхнулся. Затем сказал:

— Это тоже надо подолбить. Понимаешь, излишки остались. Бетонщики были малоопытные. — Грохая сапожищами, он поднялся по железной лестнице наверх, но, открыв дверь, снова спустился вниз.

— Засек? — спросил он. — Ну, давай. У тебя уже есть опыт.

И ушел, задев массивным плечом простенок. На пол посыпалась кирпичная пыль.

Я оглядел котельную: на полу валялся битый кирпич, залитые цементным раствором доски. В углу кто-то оставил кучу ветоши. Я поднял с пола кувалду, с чувством глухой досады размахнулся и ударил по бетону. Удар не оставил заметной вмятины. Бетон был высокой марки.