Человек рождается дважды. Книга 2

— Довезу до Среднекана, там уж попаришься. Помнишь, сами строили. Собирайся, пойдём к машинам, может, сразу и тронемся, — заторопился Юра и передал директору привезённую им почту.

Сарапулов отложил пакеты и поднялся.

— Захвати до Оротукана моего замполита. Собирался сам, да ожидаю с Зырянки начальство. Мы ведь подчинены речникам. На Утинке зимуют два парохода. Их надо подготовить к навигации. Лёд там обрубить и Ещё что-то. Думаешь, я знаю, — махнул он рукой. — По части телег, сбруи я Ещё понимаю.

— Но товарищ Урмузов, кажется, моряк. Вид у него настоящего капитана, — заметил Юра.

— Как работник вроде бы неплохой, а вот как моряк — не скажу, — вздохнул Сарапулов. — Мне-то он не особо подчинён. Ехал осенью на Зырянку в распорЯжение политчасти, да захватила зима. Ну, было у него предписание: в случае задержки использовать до открытия навигации в совхозе как замполита. А вот вчера поскандалили. Ты Его пристрой там в кабину, а то он жалуется на головную боль.

— Пожалуйста, заберём. Только на комфорт никаких гарантий. Распутица, весна. Может быть, придётся и потрудиться, — Юра показал потрескавшиеся от воды руки. — Так что прошу предупредить.

Днём выехать не удалось. Снег развезло, лёд размяк и рассыпался под колёсами машин, а по дороге бежала настоящая река. Колонна смогла выйти только ночью.

Ломая тонкую корку льда, грузовики ползли почти по сплошной воде. Брызги попадали на раскалённые моторы, и струи пара наползали на кузова. И тогда чернели только квадраты кабин, как рубки подводных лодок.

Дорога доживала последние часы. Выглянуло солнце. С обмёрзших кузовов потекла капель. Машины постоянно останавливались и буксовали. Водители выскакивали из кабин, подталкивали плечами, подсовывали под колёса жерди и так проезжали по одному. После обеда зачернели воронки промоин. Грузовики сцепили тросами, двигались с открытыми дверками.

Колосов Ехал на передней машине и постоянно заглядывал под колёса, наблюдая, как всплывали хрустальные палочки разрушающегося льда. Он вымок, как и все, но не замечал холода.

Только один Урмузов безразлично смотрел, как прибывает вода.

Юра так и не понял, в какую секунду под колёсами рухнул лёд. Машина подпрыгнула и, ударившись крылом об обочину дороги, вздрогнула и заглохла.

Прохоров нажал на сигнал. Выскочил на лёд.

— Кажется, закуривай! — ахнул он и опустился на мокрый снег.

Колонна, перекликаясь тревожными гудками, остановилась. Вылез и Колосов. Водители молча заглядывали в тёмное пятно пролома под передком автомобиля. В наступившей тишине слышалось, как всплывшие льдинки постукивали о крыло.

Николаев принёс шест и прощупал пролом. Он оказался только под передними колёсами. Тогда Николаев попробовал глубину и не достал дна. Водители отодвинулись от машины.

Грузовик Едва держался. Только тронь — разрушится лёд, и всё. Ждать ночи, вода размоет пролом? Чёрт знает, что делать? — раздумывал Юра.

— Машину отцепить и оставить, а ночью пришлём людей, пусть сделают, что возможно. Колонну сдать назад и у берега развернуть. Пока совсем не отрезало, добираться до Сеймчана, — раздался за спиной спокойный голос. Юра оглЯнулся. За ним стоял Урмузов.

— Бросить машину и обратно! Да вы что? — вспыхнул Юра.

— Бросить одну, дабы не потерять все. Колонна прошла меньшую часть пути. Опасных мест не было, вернуться сумеем. Летом машины отправим пароходами. Я лично оставлю такое распорЯжение.

— Вы, товарищ Урмузов, пока только пассажир, — заметил Колосов.

— Нет, я не только пассажир. Я Ещё гражданин и старший товарищ. И не могу позволить вам беспричинно рисковать народным достоянием.

Колосов обозлился:

— Вот что, старший товарищ. Это вам не пароход, и помалкивайте. Машины мы не бросим и поедем только вперёд. Провалятся, будем рубить до берега лёд и тащить. А вы с этой минуты будете работать, как и все. Понятно?

— Вас предупредили. Случится беда, придётся строго ответить. Я дам подтверждение о гибели машин по вашей вине.

— Кому же это?

— Кому следует. Я, как бывший работник политчасти Дальстроя, несу ответственность…

Юра не стал слушать и подошёл к водителям. Прохоров, как видно, слышал разговор и высказал своё мнение.

— Чернуха. Проехали больше половины. Спидометр у меня в порядке. Да и какой дурак бросает то, что Ещё не утонуло? Возвращаться назад? А чего мы там позабыли? Да мы Её сейчас как милую. Вон сколько лиственниц. Свалим подлинней, уложим рядом. А сверху под-сунем жерди — будут у нас накаты. До вечера вырубим объезд стороной, перегоним колонну. Выудим «утопленницу», возьмём на буксир и по брёвнам через пролом. Вот и вся недолга.

— Прохоров правильно предлагает. Мы тут продумали всё. Чего терять время? Пошли, — загалдели парни, вытаскивая из кузовов топоры и пилы.

Урмузов пошёл к машине, но Юра Его окликнул.

— Вы, старший товарищ, берите топор и помогать.

Урмузов молча подчинился.

К вечеру «утопленница» была спасена. Урмузов по-хозяйски прошёлся и поднял руку:

— Товарищи, спасибо за героизм! За пролетарскую преданность делу! — начал выкрикивать он. — Я сообщу в политчасть. Ваша работа будет отмечена приказом по главку! Спасибо вам всем! — И уже совсем тихо закончил — В том и сила большевиков, что они умеют признавать ошибки.

…Утром ветер угнал тучи, выглянуло солнце. Сразу стало тепло. Плотники сбросили куртки, снова взялись за топоры. Фомин попрощался с прорабом и направился в каменный карьер.

У подвесного моста он увидел Каца.

— Сергей Константинович, быть вам богатым: не узнал, — ещё издали закричал он, — Вы куда, в карьер? Пойдёмте вместе, мне тоже надо подобрать подставку под печь! Тороплюсь на лесоучасток.

Фомин насторожился. Со дня приезда Аллы Васильевы он переживал чувство стыда и тревоги. Ему казалось, что все знают о Его связи с Левченко, осуждают и сплетничают за спиной. На каждом партийном собрании он со страхом ждал, что кто-нибудь выступит и потребует разъяснений. Кроме всего, и Алла Васильевна вела себя странно. То целыми днями не выходила из своей комнаты, то вдруг забирала чемоданчик с лаками для ногтей и уезжала на прииски.

Сергей несколько раз деликатно намекал, в какое сомнительное положение она ставит Его. Алла Васильевна мило улыбалась и свои поездки объясняла скукой и нежеланием вызывать разговоры в посёлке. Фомин против веления совести старался, как мог, помочь Ей закончить дела, лишь бы скорее выпроводить Ее из Оротукана.

Озабоченный вид Каца вызвал у него новую тревогу. Что Ещё могло взволновать Исаака, кроме проживающей в его доме Аллы Васильевны?

— Вы что-то хотите сказать мне?

— О чём Ещё может говорить Кац, Если не о своих болячках. Скоро приезжает семья, надо подготовить хату и всё такое.

— Алла Васильевна заканчивает свои дела и должна скоро уехать, — успокоил Фомин старика.

— Жить ей тысячу лет. Не женщина — мармелад. А вот только где сладко, там и мухи, а где мухи, там нехорошие следы.

Фомина ударило в жар. Исаак что-то недоговаривал.

— Что? Что такое? Да говорите Ясней! — остановился Сергей.

Кац торопливо полез в карман. Потом вытащил небольшую тряпочку и подал Сергею.

— Посмотрите, что это, по-вашему?

Сергей увидел жёлтую крупинку с чечевичное зерно. А когда положил на ладонь, почувствовал её тяжёлый вес.

— Самородочек. Как он попал к вам?

— Пол, пол подметал. Печь вычистил и выбросил мусор на дорожку, чтобы скорее подтаяло тут, он и блеснул. Всю ночь думал: откуда бы? Хотел в райотдел снести, да побоялся, а вдруг накличу беду. К вам решил. Ой, не приведи бог, — простонал он.

Сергей не отвечал. Он сам был растерян не меньше Исаака. Неужели Алла Васильевна? А Если так, то не был ли он соучастником преступления…

Вот, кажется, и достукался. А разве он не видел, с кем имеет дело?

Кац понял Его состояние. Он зашмыгал носом, затоптался и глухим, срывающимся голосом выдавил:

— Только не золото это — медь. Кислотой пробовал, темнеет. Я ведь к тому, что в дом заходят медеплавильщики. А там жулики все. Да ну Его в рай, — хрипло засмеялся он, и не успел Сергей что-либо сообразить, как Исаак, размахнувшись, швырнул самородочек в снег. — Вот так-то оно будет лучше. Ах, старый дурак! Машина ведь ждёт меня на базе, а я тут разболтался.