Приключения Весли Джексона

- Ладно, Лу, - сказал я.

- Таким, как ты, всегда нужно стараться, как бы в беду не попасть, продолжал Лу. - Убивать никого не надо. Попроси человека по-хорошему удостоверить свою личность, и пускай себе идет спать. Это будет, наверно, свой брат рядовой, бредущий в казармы из города, так ты его смотри не убей. У него мама есть.

- Ни в кого я стрелять не буду, - отвечал я.

Ребята из грузовика закричали Лу:

- Давай, давай, поехали! Не можем мы болтаться тут всю ночь!

- Я пойду пешком! - прокричал им Лу в ответ. Он отдал одному из ребят в машине свою винтовку, водитель включил скорость, и машина загрохотала по шоссе.

Я думал, Лу отправится в караулку сейчас же, но он остался, зашагал со мной в ногу и начал болтать.

- Тихо, тихо, малый, не спеши, - говорил он. - Два часа - это долгое время. Торопиться некуда, все здесь под рукой. Знай топчись все кругом да кругом.

Я сбавил шаг. Видно, я расхаживал слишком быстро для часового. Нести охрану не значит гулять, это значит сторожить, быть всегда начеку.

Ноябрь был на исходе, погода стояла холодная, ясная, и; таким одиноким чувствует себя в это время человек, о чем бы он ни задумался, так печально и грустно ему, как это бывает только в детстве на рождество, когда и сам не знаешь, о чем печалишься.

На небо можно было заглядеться, что и говорить. Таким широким и глубоким я его еще никогда не видал. Звезд пока зажглось не больше чем с полдюжины, но все они были крупные, яркие и красивые. Я был еще под свежим впечатлением всего того, что наговорил мне Джо про ожидание, и я не мог не удивляться звездам: как долго они ждут, сколько лет уже прождали и сколько сотен лет еще будут ждать после того, как на земле умрет и будет позабыт последний человек, - для них все остается по- прежнему.

- О чем это ты размечтался? - спросил меня Лу.

- Так, ни о чем, - сказал я.

- Так куда же ты идешь, как ты думаешь?

- Что значит - куда?

- Ты забрел за черту участка.

Лу провел меня обратно на участок и сказал:

- Мне нужно кое о чем с тобой потолковать.

- Но это против устава - гулять с часовым, ведь я сейчас на посту.

- Знаю, - сказал Лу, - но ты не беспокойся, со мной не пропадешь. Кругом ни души. Если кто-нибудь появится, я исчезну.

Участок, который я охранял, был около квартала в длину и с полквартала в ширину и весь был заставлен армейскими грузовиками и платформами. Двумя кварталами дальше виднелся ряд новых, недостроенных казарм, а за ними уже не было ничего, кроме открытого поля и леса, куда я иногда уходил, чтобы побыть одному. Это был крупный лагерь в глубине страны, милях в семи от Сакраменто, его пересекали несколько проездов и автострада, где в эти ночные часы не было почти никакого движения.

Изредка вдоль автострады, к западу от нас, мелькали огоньки, и я гадал, кто бы это мог быть и куда идет машина. Я завидовал этому человеку, его свободе, тому, что у него есть автомобиль, что мчится он в эти ночные часы по пустынному шоссе, что есть у него дом и семья, есть куда ехать. Я представлял себе - вот он, один в тайном мире любви, зимней ночью приезжает домой на машине, ставит ее под навес, входит в дом, к жене, на кухонном столе его ждет ужин. Вот он привлекает жену к себе и целует, а потом сидит с ней за столом и тихо беседует - не о чем-нибудь серьезном, таком, что говорил Джо Фоксхол, а просто о всяких мелочах - где он был и что делал. Я даже как будто слышал, как он говорит, и я знал, что они вовсе и не думают ждать смерти. "О милая, вот мы и опять вместе!" И я чертовски хотел быть мужчиной. Хотел быть тем, который там сидел. Чертовски хотел быть дома, со своей женой. Я представлял себе: война кончилась, и это я там сижу за столом. "О дорогая, война позади, и вот опять ноябрь, и студеное небо, и яркие звезды, любимая! И это все, что нам нужно, и никто нас больше не потревожит".

Я так далеко унесся в своих мечтах об удивительном счастье одних людей и о злосчастье других, что, видно, совсем позабыл, где я и зачем нахожусь, потому что Лу вдруг схватил меня за плечи и встряхнул - и тут же исчез. Я увидел, что кто-то идет, и, так как я обязан был его окликнуть, я сказал:

- Стой! Кто идет?

Однако голос мой прозвучал так слабо, что я вынужден был повторить оклик. Но человек и после этого продолжал идти, и я оробел; я-то думал, что он остановится и ответит, а тут я не знал что делать. Наверное, Лу сообразил, что происходит, потому что он вдруг откуда-то выскочил, вырвал у меня из рук винтовку, крикнул: "Стой!" - и человек остановился.

Тогда Лу потребовал, чтобы неизвестный назвал себя, и тут оказалось, что это сержант Какалокович своей собственной персоной, пьяный и глухой к голосу закона и порядка.

- Ах ты старый сукин сын, - сказал Лу. - Застрелить бы тебя - и дело с концом.

- Застрелить? Меня? - вопросил Какалокович. - За что?

- За что? - повторил Лу. - За то, что ты не остановился, когда я тебя окликал.

- Я остановился, - возразил Какалокович.

- Да, - сказал Лу. - После того, как я тебя окликнул три раза. Благодари бога, что я не выстрелил в тебя после второго оклика.

- А за что в меня стрелять?

- За то, что ты сержант, - сказал Лу.

Я держался в стороне, в тени, потому что могло показаться странным, что два человека охраняют один и тот же участок одновременно.

- Хороший из тебя сержант, нечего сказать, - продолжал Лу. Хорошенький примерчик подаешь мальчуганам из честных семей Сан- Франциско, Окленда и других городов. Сведу-ка я тебя к караульному начальнику.

- К караульному начальнику? - повторил Какалокович. - За что?

- За то, что не останавливаешься по требованию часового. За то, что напился пьяный и имел половые сношения не при исполнении служебных обязанностей.

- Половые сношения? - удивился Какалокович. - Да я прямо из церкви.

- Ты прямо из публичного дома, - сказал Лу. - От тебя разит духами на расстоянии.

- Из польской церкви, - проговорил Какалокович.

- Ты пьян, - сказал Лу. - Послушай-ка, сержант. Мой долг наказать тебя в назидание другим, и я свой долг исполню, как это ты всегда от меня требуешь. Я исполнял свой долг, когда ты мне приказывал идти в наряд на кухню. Я исполнял свой долг, когда ты заставлял меня убирать казарму. Я исполнял свой долг всякий раз, когда ты от меня этого требовал, и я исполню свой долг и на этот раз. Завтра утром ты будешь разжалован в рядовые.