Стихотворения

Уильям Мейкпис Теккерей

Стихотворения

Vanitas Vanltatum {1}

Премудрый Соломон изрек:

(Как прав и через сотни лет он!)

"Все, чем владеет человек

Mataiotes Mataioteton" {2}.

Сей позолоченный альбом {*}

Листая, скажешь, что едва ли

И в настоящем и в былом

Слова мудрее изрекали.

Француз, германец, русский, бритт

Сюда писали, нам на благо,

На всех наречьях говорит

Альбома плотная бумага.

Повествованья здесь буйней

Всех романтичных исхищрений

Какой парад надежд, страстей,

Превратностей и превращений!

Тут много трезвый ум найдет

Судьбы нежданных поворотов,

Отрад, обид, щедрот, невзгод,

Измен, препон, падений, взлетов!

О павших тронах и венцах

Какое тут повествованье,

О чести, втоптанной во прах,

Об оскорбленном дарованье,

О тьме, что поглощает свет,

О горести, о заблужденье...

О, мир! О, суета сует!

Нелепостей нагроможденье!

Тесня надменного пашу

И добродушного Жанена,

Я проповедь мою пишу

О суете, о власти тлена.

О Всяческая Суета!

Законы Рока непреложны:

Какая в мудрых пустота

И как великие ничтожны!

Но, право, эти словеса

К чему, угрюмый проповедник?

Зачем великих ты взялся

Хулить, ворчун и привередник?

Пора бы, право, перестать!

Уместно ль быть всех прочих строже?

Но, сколько б дальше ни листать,

Везде найдем одно и то же:

Рассказ о бренном бытии,

Про утесненья и утраты,

Как гарцевали холуи

И низвергались потентаты.

Пусть лет немало пронеслось

С тех пор, когда слова печали,

Скорбя, Екклезиаст нанес

На страшные свои скрижали,

Та истина всегда нова,

И с каждым часом вновь и снова

Жизнь подтверждает нам слова

О суете всего земного.

Внемлите мудрому стократ

Про жизни вечные законы:

Поднесь его слова звучат,

Как на Гермоне в годы оны,

И в наше время, как и встарь.

Правдив тот приговор суровый,

Что возгласил великий царь

Давным-давно в сени кедровой.

{1 Суета сует (лат.).}

{2 Суета сует (греч.).}

{* Записано между страницей прозы Жюля Жанена и стихотворением турецкого посланника в альбом мадам де Р., содержащий автографы королей, принцев, поэтов, маршалов, музыкантов, дипломатов, государственных деятелей, художников и литераторов всех национальностей.}

Баллада о буйабесе

На улице, в Париже славной,

Стоит известный ресторан

(Зовется улица издавна

Поднесь Rue Neuve des Petits Champs).

Хоть заведенье небогато,

Готовят в нем деликатес:

Там часто я бывал когда-то

И ел отменный буйабес.

Прекраснейшее это блюдо,

Я в том присягу дать готов:

В одной кастрюле - ну и чудо!

Найдете рыбу всех сортов,

Обилье перца, лука, мидий,

Тут Гринвич сам теряет вес!

Все это в самом лучшем виде

И составляет буйабес.

Да, в нем венец чревоугодий!

Пора философам давно,

Ценя прекрасное в природе,

Любить и яства и вино;

Какой монах найдет несносным

Меню предписанных трапез,

Когда по дням исконно постным

Вкушать бы мог он буйабес?

Не изменилась обстановка:

Все та же вывеска, фонарь,

И улыбается торговка,

Вскрывая устрицы, как встарь.

А что Терре? Он ухмылялся,

Гримасничал, как юркий бес,

И, подлетев к столу, справлялся,

Гостям по вкусу ль буйабес.

Мы входим. Тот же зал пред нами.

"А как мосье Терре, гарсон?"

Тот говорит, пожав плечами;

"Давным-давно скончался он".

"Так минули его печали

Да внидет в царствие небес!"

"А что б вы кушать пожелали?"

"А все ли варят буйабес?"

"Mais oui, monsieur {1},- он скор с ответом,

Voulez-vous boire, monsieur? Quel vin?". {2}

"Что лучше?" - "Помогу советом:

С печатью желтой шамбертен".

...Да, жаль Терре! Он распростился

С отрадой вскормленных телес,

Когда навеки вас лишился,

Бургундское да буйабес.

В углу стоит мой стол любимый,

Не занят, будто на заказ.

Года прошли невозвратимо,

И снова я за ним сейчас.

Под этой крышей, cari luoghi {3},

Я был повеса из повес,

Теперь, ворчун седой и строгий,

Сижу и жду я буйабес.

Где сотрапезники, что были

Товарищами дней былых?

Гарсон! Налейте из бутыли

До дна хочу я пить за них.

Со мной их голоса и лица,

И мир исчезнувший воскрес

Вся банда вкруг стола толпится,

Спеша отведать буйабес.

Удачно очень Джон женился,

Смеется, как и прежде, Том,

Огастес-хват остепенился,

А Джеймс во мраке гробовом...

Немало пронеслось над светом

Событий, бедствий и чудес

С тех пор, как здесь, друзья, кларетом

Мы запивали буйабес.

Как не поддаться мне кручине,

Припомнив ход былых годин,

Когда я сиживал, как ныне,

Вот здесь, в углу, - но не один?

Передо мною облик милый:

Улыбкой, речью в дни забот

Не раз она меня бодрила...

Теперь никто со мной не пьет.

Я пью один - веленьем рока...

Стихов довольно! Пью до дна

За вас, ушедшие далеко

Пленительные времена!

Так, не печалясь и на тризне,

За все, в чем видел интерес,

Останусь благодарен жизни...

Несут кипящий буйабес!

{1 О да, мосье (франц.).}

{2 Прикажете вина, мосье? Какого? (франц.)}

{3 Дорогие места (итал.).}

Страдания молодого Вертера

Был влюблен в Шарлотту Вертер...

Таково любви начало:

Он увидел, как Шарлотта

Хлеб ломтями нарезала.

Вертер был моральный малый,

Был у Лотты благоверный;

Честный Вертер не лелеял

Ни единой мысли скверной.

Как страдал бедняга Вертер!

Он в любви не знал предела,

Но найти Шарлотта выход

Из дилеммы не сумела.

Наконец, свинцовой пулей

Он прервал свои невзгоды...

А Шарлотта продолжала

Чинно делать бутерброды.

Приложение

Поэтическое наследие писателя достаточно велико: Теккерей писал стихи всю свою жизнь. Некоторые из них вошли в прозаические произведения, для которых они и были созданы. Большую часть составляют стихотворения на случай, шуточные переложения и пародии, переводы, имитации. Но есть и стихи, проникнутые трогательной грустью, стихи-размышления; писал он и баллады (см., например, "Король Канут" в "Ревекке и Ровене" в наст. томе). Легкие, блестящие по форме, они подкупают сочетанием искреннего чувства, бурлеска и ироничности и глубоким отвращением к ложному пафосу, фальши и аффектации.