Сибилла

Уильям Мейкпис Теккерей

Сибилла

Сочинение мистера Диэраэли

13 мая 1845 года

Если у нас сейчас не все сознают, что наше общество поражено недугом и остро нуждается во врачебной помощи, то в этом нет вины современных писателей. Несколько недель тому назад нам довелось разбирать сочинения мистера Джеррольда и мистера Диккенса, ратующих за обновление общества. С тех пор мы услышали красноречивый призыв миссис Нортон, которая в поэме "Дитя островов" изложила новую доктрину спенсеровским стихом. И вот теперь перед нами труд мистера Дизраэли, который, как и подобает философу восточного происхождения, трактует эту животрепещущую проблему в трехтомной притче.

Мы уже неоднократно высказывали нашу точку зрения на назначение романа и круг его тем. Мы считаем, что лучшим материалом для романиста является быт и нравы, и посему предпочитаем романы, которые не касаются алгебры, религии, политической экономии и прочих абстрактных наук. Мы сомневаемся, уместно ли поднимать эти вопросы в романе, а также (если говорить честно) - достаточна ли компетенция в них автора. Если бы профессор Эйри, желая сообщить миру о сделанных им астрономических открытиях, избрал для этого форму романа, причем главным героем у него был бы, скажем, Ньютон (эпизоду с яблоком, упавшим на нос спавшего философа, можно было бы придать чрезвычайно романтическую окраску); а известная молодая особа, пальчик которой уминал табак в его трубке, могла бы превратиться в трагическую героиню, умирающую от чахотки и неразделенной любви, если бы профессор, читая лекцию своим студентам подобным образом, смешал астрономию и сердечные дела, само собой разумеется, что его ученики не исполнились бы к нему большого уважения и были бы в полном праве сомневаться в его научных заслугах и выражать свое неудовольствие по поводу того, что профессор вместо лекции по астрономии преподнес им роман; точно так же, в противном случае читатели имеют полное основание выражать недовольство своим наставником, если он в рамках романа обрушивает на них обширные философские рассуждения, какова бы ни была их ценность.

Не желая ни в коей мере умалять достоинства "Конингсби", я считаю своим долгом отметить, что этот роман мистера Дизраэли был обязан своим успехом отнюдь не философским мудрствованиям - не теории кавказской расы и не открытию, что английская конституция ведет происхождение от венецианской, а ядовитым портретам Тэдпола, Ригби, Монмута и прочих, отличающихся разительным сходством с оригиналом и необычайной меткостью. После Свифта у нас не было более искусного и наблюдательного мастера сатиры, чем мистер Дизраэли. За последнее время в своих выступлениях в парламенте он три или четыре раза не менее беспощадно высмеял премьер-министра Пиля (причем в глаза), чем в свое время наш великий сатирик - герцогиню Мальборо. Если стрелы X. В., нашего прославленного карикатуриста, порой не достигают цели, то мистер Дизраэли никогда не дает осечки и с великолепной издевкой и большой точностью разоблачает лживость и лицемерие нашего премьер-министра. Что представлял собой тот ключ к "Конингсби", которым некоторые издатели взялись снабдить малоосведомленных сельских читателей за скромную плату в "один шиллинг, включая пересылку"? Надо полагать, что это вовсе не был ключ к вышеупомянутым кавказской или венецианской теориям или к загадке Молодой Англии (которая, видит бог, нуждается в ключе не меньше, чем любая прочая проблема, до сих пор не получившая объяснения), но нечто вроде тех справочников, которые вы покупаете на скачках в Эпсоме и в которых указаны имена, вес и отличительные цвета жокеев.

К сожалению, приходится отметить, что в "Сибилле" мы находим очень мало портретов живых лиц, очень мало ядовитой иронии или гротеска в стиле Гилрея; вместо этого автор преподносит нам бесконечные рассуждения в духе венецианской теории и возвышенной загадки Молодой Англии, славословие сосланному семейству Стюартов, насмешки над "великими английскими семействами эпохи реформации" и выпады против "голландского штатгалтера" и "голландской финансовой системы".

Политические симпатии автора принадлежат одновременно аристократии и простому народу. Впадая в аристократическое настроение, он безоговорочно поддерживает трон и обрушивается на знаменитые семейства вигов, которые так плохо обходились с августейшим монархом; с другой стороны, он полон расположения к простым людям и отзывается о них с умилением, не менее приторным, чем умиление Эллистона, который разрыдался, исполняя роль Георга IV в театре "Друри-Лейн"; он требует от нас сочувствия королеве Анне и осуждения бесславной, безбожной и безнравственной памяти бедняги Вильгельма III! Аминь. Но ее величество королева Анна давно умерла. На Вильгельма III уже не стоит тратить порох. Насколько лучше было бы выставить на осмеяние Ригби или Пиля! Если бы Аристофан обрушил свой гнев на Кадма или выставил обманщиком Геракла, вряд ли греческие зрители очень живо воспринимали бы его выпады. Точно так же нельзя ожидать, чтобы наши читатели с большим жаром отнеслись к тем премудрым и малопонятным для них вопросам, которые вдохновляют сатиру мистера Дизраэли. Если уж к "Конингсби" понадобился ключ, то в качестве ключа к "Сибилле" книготорговцы должны выслать своим сельским клиентам историю Реформации, Революции и всех политических партий со времени воцарения королевского дома Ганноверов, популярное изложение общественной, политической и экономической жизни норманнов и англосаксов, историю сельского хозяйства, промышленности, банковского и кредитного дела, работы Бэрка и Болинброка, подробно разбираемые в "Сибилле"; вот тогда читатель будет в состоянии оценить эрудицию автора этого замечательного произведения, а затем, полностью освоив эту политическую энциклопедию, составить собственное мнение о его теориях. Даже не отличающийся, кат; правило, робостью газетный критик вынужден в отчаянии отступить перед подобным сочинением. Чтение одного справочного материала займет добрых десять лет, и что к тому времени станется с "Сибиллой"? Где (увы!) королева Анна? Где нидерландский властитель, финансовая система которого вызывает такое возмущение у мистера Дизраэли? Страницы "Сибиллы" могут к тому времени исчезнуть так же бесследно, как исчезли таинственные книги Кумской Сивиллы.