Быль о коммивояжере

Фрэнк О'Коннор

Быль о коммивояжере

Перевод А. Щербакова

Мой друг Чарли Форд - разъездной агент по продаже конторского оборудования и один из талантливейших коммивояжеров, которых я когда-либо знал. Пропаганда по-всякому чернит этих людей, а ведь среди них попадаются очень талантливые. А самые лучшие коммивояжеры - это уже не подвластные нашим законам люди искусства, они сотворяют все, что угодно, из ничего.

С моей точки зрения, у Чарли всего лишь один недостаток: он не может удержаться от попыток хоть чемнибудь да соблазнить меня просто ради практики. И не какими-нибудь там конторскими стульями или прочими видами удобств. Такова примета истинного коммивояжера: он не об одних деньгах помышляет, он коммивояжер ради собственного удовольствия.

К примеру, Чарли родом из Коннемары, его теперь туда и на бешеных конях не затащишь, но стоит мне за выпивкой упомянуть о Коннемаре, как Чарли принимается соблазнять меня ею. В глазах у него стоят слезы, голос прерывается, и край родимый под звон вечерний начинает видеться мне настолько живо, что положить этому конец можно только богохульством. В ответ Чарли грустно улыбается, кладет мне пухлую ладошку на плечо и проникновенно просит не уподобляться в речах пропащим грешникам. Ибо в тайниках сердца я не пропащий грешник. Другим так могло бы показаться, но он-то знает, что в тайниках сердца я люблю все эти прелести точно так же, как и он, но из скромности стыжусь в этом признаться. И господом богом клянусь, тут и ахнуть не успеешь, а Чарли уже соблазняет меня подменить лушу на иную, с золотым сердцем, с двухлетней гарантией от изготовителя и правом на повторную поставку при малейшем моем неудовольствии. Как бы то ни было, я ему нравлюсь. Я для него что-то вроде пробного камня: если ему удается соблазнить меня хоть чем-нибудь: новым фильмом или анекдотом, - он потом гордится целую неделю.

Чарли был обручен с одной девицей, которую звали Силья Хэлигэн. Силья была очень красива, изъяснялась она малопристойно и относилась к мужчинам с циничным, хотя и добродушным презрением; но и она не устояла, когда Чарли преподнес ей ее собственный портрет, увеличенный, в золоченой рамочке, так что ему оставалось теперь одарить ее сладкой печальной улыбкой, чтобы она этому портрету кротко уподобилась.

И вот однажды ночью эта парочка возвращалась на моторе из кабака за Ратфарнхэмом. Спуск с горы там плавный, они любовались видом отмытых добела, словно игрушечных домиков на верхотуре и далекой низиной, где лежит город с залитым огнями мысом Хоут, вдающимся в Дублинскую бухту, как вдруг за поворотом перед ними возник из тьмы задник четырехместной двуколки, трюхающей без огней и не там, где ей положено.

Чарли - первоклассный водитель и похваляется, что уже пятнадцать лет ездит без происшествий. Он не свернул в кювет, не стал пытаться обойти двуколку.

Вместо этого он резко тормознул и только чуть ткнул капотом своей машины двуколку прямо под задник, ограничив дурные последствия тем, что легонько вышиб кучера с сиденья вперед, на спину его клячи. Удар был такой слабый, что с кучера даже котелок не слетел, а лошадь, отнесясь к случившемуся с полной мерой ответственности, стала как вкопанная, с кучером поперек спины, ожидая, пока кто-нибудь подойдет и что-нибудь Предпримет.

И тут кучеру помогло присутствие духа. Он оценил дорогу, прочность лошадиной стойки, намерения шофера позади таратайки и - аккуратненько сполз наземь. Годами Чарли не видел такой тонкой работенки. Кучер так умело изобразил совершеннейший обморок перед подошедшим Фордом, что даже перепугал Силью.

- Ча, этот парень помер? - тревожно спросила она.

- Да нет, отделался пустяками, - успокоительно ответил Чарли, чуя, что сам-то, похоже, пустяками не отделается. Перед ним была личность зрелого и тонкого ума. Он тихо выругался, слыша, как, взволакивая на подъем свои колеса, к месту аварии, переговариваясь, приближаются двое велосипедистов. Кучер тоже слышал их говор и поэтому лежал, притаясь, до тех пор, пока на дороге не отзвучали подходящие к случаю вопросы и ответы. После чего он открыл свои опухшие веки и полушепотом спросил:

- Где я?

- В кругу свидетелей, - съязвил Чарли. А что еще он мог поделать? Кучер, низкорослый человечек с испитым лицом хронического алкоголика, глядел на него, как торжествующий обвинитель. От него несло спиртным чуть ли не за милю.

Нашелся какой-то батрак, взявшийся присмотреть за двуколкой и лошадью; кучер, которого, как оказалось, зовут Кларком, дозволил отвезти себя в больницу, где премудрый медик-практикант решил подержать его до утра, а Чарли отправился в полицию заявить о происшествии, удовольствуясь кислыми размышлениями о присутствии духа, которое дает подобным пьянчужкам возможность сделать карьеру при первом же благоприятном случае.

А карьера предвиделась неплохая. Адвокат страхового общества, старый друг Чарли, некто Кронин, согласился защищать его в суде, по лишь за счет Чарли, который пекся о своей водительской репутации, как порядочная женщина о своем добром имени. Скажите, что он сексуальный маньяк, он улыбнется, назовите жуликом, он только одобрительно хрюкнет в ответ, но предположите, что он не принял должных мер перед тем, как совершить поворот, и вы рискуете потерять друга.

Шли недели, кучер упорно трудился над своим делом, как великий художник над шедевром, и конца этому не предвиделось. Миновали месяцы, а он все лежал в постели: стоит ему встать, твердил он, как у него начинается головокружение.

- А все эта девица, - говорил Кронин, жизнерадостный шумный толстячок, впадавший в уныние лишь от судебной практики.

- При чем тут Силья? - сурово спрашивал Чарли.

- Увидишь при чем, когда тебя спросят, а чем ты был занят с ней в машине, - мрачно отвечал Кронин. - Говорю тебе, пусть все идет своим чередом.

- Но это же поклеп! - вскидывался Чарли. - Я не из тех, кто за рулем занимается такими штучками!

- Иди ты к бесу - "ты не из тех"! - цинично отвечал Кронин, и Чарли никак не мог понять, то ли это комплимент, то ли наоборот.

Все это было для него потрясением. Человек нетерпеливого нрава, он не способен был вынести, чтобы над ним месяцами висело нечто подобное, и, как все нетерпеливые люди, воображал, что ускорить дело можно только одним способом: постоянно навещать Кронина, чья контора находилась в переулочке возле Дэйм-стрит, в дыре, лишенной солнечного света, где, по мнению Чарли, не может обосноваться и трудиться процветающий деловой человек. Обычно ему приходилось ждать там по получасу в приемной с секретаршами. Приемная была малосимпатичная, секретарши тоже, но все же он пробовал соблазнить их своей версией происшествия. Когда же наконец его впускали и объясняли, что новостей нет, он взрывался длинными тирадами, которые Кронин выслушивал, сидя за столом и поигрывая карандашом с унылым и скучающим видом. Раз взявшись соблазнять, остановиться Чарли не может, он все соблазнял и соблазнял Кронина возмутительной историей о пьяном кучере и идеей вчинить ему встречный иск, но наконец начал понимать, что юриста не проймешь, юрист предпочтет ходить с лопнувшими подтяжками, но не соблазнится даже на английскую булавку.