Болото

ул! - нехотя ответил Тумаш. - Хорошо, что ночью, - ни черта не видать. А днем все могло быть.

- Потому и сбрасывают ночью. Чтоб не увидел, как грохнешься.

Они переговаривались вроде беззаботно, хотя лица обоих были заметно напряжены, оба украдкой поглядывали на командира - ждали, что скажет он. Несколько минут Гусаков изучал карту, и его беспокойство усиливалось - ни одного знакомого ориентира на карте не было. Ни луга, куда они приземлились, ни леса, который перешли, ни дороги, ни поля. Явно не тот лист карты. Но попасть им следовало именно в те, нанесенные на карту места. В том-то и состояла незадача.

- Старшина, - со сдержанной решимостью произнес Гусаков. - Пойдете в деревню.

- Это куда?

Не стронувшись с места, на котором он лежал, Огрызков насторожился.

- Вон за полем. Узнать, как называется.

Старшина приподнимался устало и неохотно. Сидя, вдел руки в лямки вещевого мешка, потом встал на одно колено, затем на другое.

- Вещмешок оставь, - сказал командир. - Тумаш возьмет.

Сбросив с плеч тяжелый, набитый толом вещевой мешок, с автоматом в одной руке старшина ленивой походкой пошел по меже вдоль ржаной нивы. Из-под нависших ветвей Гусаков проследил, пока тот не скрылся за рожью.

- Да-а, - неопределенно произнес Тумаш. - Сварил кашу. Как теперь быть?

В вопросе фельдшера послышался тайный упрек ему, командиру, словно он был виновником происшедшего. И командир не ответил. Своей вины в их неудаче он не чувствовал, а обсуждать чужую вину ни с кем не хотел. Тем более с подчиненным или посторонним, каким, по существу, являлся для него этот фельдшер. Впрочем, о том же намекали и в особом отделе, где перед вылетом он проходил инструктаж и где оставил (уже не помнил, какую по счету) подписку о неразглашении. Похоже, спутников для него подобрали случайно, без должной подготовки к опасному заданию. Воспользовавшись его командировкой, вызвали тех, кого понадобилось отправить к партизанам. Хотя кто думал, что все так получится, что их сбросят не туда, куда следует, и их никто не встретит. Тем более - с его, в общем, не тяжелым, но весьма важным и секретным грузом.

- Ты где воевал? - спросил Гусаков, внимательно взглянув на сморщенное и багровое, видно недавно обожженное лицо Тумаша.

- В танковых войсках.

- Танкист, значит?

- Фельдшером был.

- Теперь партизаном будешь. Тоже неплохо, - скупо улыбнулся командир.

- На войне все неплохо, - просто ответил Тумаш. Его неприятное, безбровое лицо оставалось невозмутимо серьезным.

Гусаков подумал, что надо бы фельдшера, а не старшину послать в деревню, потому что старшина хотя и назвался разведчиком, но в разведку пошел, пожалуй, впервые. Впрочем, в их положении назваться можно было кем угодно - документы и погоны они оставили в штабе, а с виду были все одинаковые...

Сторожко озираясь по сторонам, Огрызков вышел из ржи и, присев, затаился под грушей.

Низкорослая молодая грушка вольготно раскошествовала на солнечном приволье, колючее ее сучье