Хинд (СИ)

- Каждый месяц недостачи на 20 миллионов рублей и тебе всё мало.. Мало! Мало!

- Твои продавцы жульё.. – начал он оправдываться, но отец не слушал.

- Ты грабишь меня, не женишься на ком тебе сказали, ещё торгуешь отравой. Наркоман! Сколько людей пострадали от твоих действий! Вон! Пошёл вон!

Шахин разозлился и, не возражая, последовал указаниям. Спорить бессмысленно – возмущение отца фарс чистой воды. В детстве Шахин часто отбирал у Фузы папиросы с анашой, которые она находила в самых разных вещах отца, а первые в своей жизни деньги заработал ещё в Казахстане, продавая на переменах одноклассникам опиум, понемногу отсыпаемый им из стоящей в столе отца шкатулки. Из того, что он ни разу не был в этом заподозрен, следовало, что отец пропажи не замечал – а значит сам употреблял как паровоз.

- Я не наркоман в отличие от кое-кого, сказать, кого? – крикнул он с порога. – Насильно никому ничего не впариваю, не граблю простых людей!

Последнее было намёком на людей отца, околачивающихся по землячествам и вокзалам пары российских городов предлагая своим соотечественникам и не только деньги под проценты – или золотые зубы на дорогу домой. Люди соглашались чаще на первый вариант, надеясь затеряться на Родине. Но на Родине их уже ждали. Проценты выбивать Артур Мамадович умел даже с нищих.

После этой фразы путь домой был заказан.

Шахин выехал из Солнечногорска, решив на первое время пожить в какой-нибудь гостинице покруче.

Следующим вечером, уже ночью, он и Ступа выступали в ночном клубе. Аккомпонимент был куплен, тексты написаны ими самими. Успеха особого не было – как всегда, но прикрытие основным своим занятиям отработали неплохо.

Ступа, не переносящий на дух ночную жизнь, сразу после выступления ушёл, а он остался потусоваться.

Когда выходил из клуба, от стоянки метнулась тень.

- Подпишите, плиз. – Промолвила тень и в свете фонаря проступила жёлтая майка и красные губы.

Опустив глаза вниз, Шахин увидел свой портрет. Фото было распечатано с его персонального сайта, который он года полтора назад завёл в порыве нарциссцизма.

«С любовью к..» - вывел он привычно. – С любовью к кому?

- К Ляман.. – прошептали ему в ответ придушенно.

- На здоровье! – он отдал ручку обратно и прошёл мимо.

Погодя правда, поддавшись непонятному чувству, обернулся и крикнул в темноту:

- Ляман.

Никто не отозвался.

Зато, когда он садился в машину, что-то шмыгнуло одновременно с ним внутрь и с заднего сидения пахнуло чем-то сладким:

- Ты меня звал?

У выхода из клуба стояли трое.

- Бах бу оглана, бах. Видишь?

Девушка в шортах кивнула.

- Подойдёшь, автограф спросишь. Поняла?

- Это он? – девушка наморщиал лоб.

- Его отец типа в правительстве. Типа как элитарный работает. – сказал третий.

- Время, Ляма. – первый хлопнул девушку по плечу. – Давай, иди быстро.

Прошло несколько минут.

- Вау, Вюгяр, смотри – взяла она или нет?

- Подписывает.

- Сделано. Теперь, Эльвин, беги к ней, скажи, пусть к тачке его идёт, и когда он туда, она туда тоже.

- Моя жена. Если он её целовать станет?

- Не думай. Когда она на нас дуровала, ты не нагонял?

- Деньги ей платили, Вюгяр. Если деньги заплатят – я сам в бордель её продам или в рабство.

- Ну, не понтись. Тут серьёзное дело развивается. За только времени – в первый раз. Беги.

- Баш устю!

Тот, кого звали Эльвином, скрылся в темноте, Вюгяр же остался у клуба и закурил Уинстон.

Ноябрь, 2009-го года.

Мобильник был отложен, значок “Е” – EDGE на экране погас. Всё.

Всё ясно, всё кончено. Липовый профиль в контакте, Шахин Давудбеков в графе поиска. Семейное положение – женат на..

Какая-то Ляман. Ляман Ганидова.

ХIинд, поборов некстати лезущую на ум ассоциацию Ганидова-Гнидова, просмотрела её профиль несколько раз во всех подробностях.

“Ты пустой фанатка синтиминтального попа

А я тащус от бруталного hip-hop’а” – это в графе “о себе”.

Подловила на общие интересы, значит.

Поклонницей, наверное, прикинулась – должно быть, неплохая актриса, раз повёлся.

Любимая музыка – около 50 названий латиницей, ни одно из них ей не известно, кроме, пожалуй, 50 Сеnt – Заур постоянно слушает, как он говорит, “для вдохновения” американского певца с таким именем, поющего то про карьеру сутенёра, то про то, как его хотят убить те, кого собирается превентивно убить он.

Любимые книги – КАРАН. – Да, даже название послания АллахIа с ошибками. Через запятую – Сosmo, Glamour. Glamour – журнал такой, а Cosmo.. Google по запросу выдал Cosmopolitan. Вдохновляют – namaaz, night clubs, parties. Очень здорово.

Единственная фотография (у обоих одна и та же) – он и она идут по вечерней улице. Размытый свет фонарей, заваленный горизонт. Кудрявые волосы, обнятые его рукой. Вид со спины.

Больше ничего.

У него на стене – треки собственного сочинения, цитаты Мухаммеда Али, у неё – фотографии Дубаи, Пальмового острова, девушек в никябах и Анджелины Джоли.

Друзья – нет, она не верит в то, что это действительно его друзья. Почти все они дружат и с Ляман. Какие-то Вюгяры, Эльвины, Эльчины. В чёрных очках и клетчатых штанах, позирующие на Красной площади.

Вот так.

Шёл дождь, нога затихла, мениск сросся – очень удачно наехал на неё Шахин – всё легко смогло залечиться, снова надо было ходить в институт и слушать то же самое, что и в прошлом году – повторно.

Из-за этого учёба занимала мало времени и можно было думать, вспоминать и думать.

Пару раз не выдерживала – писала смс. Not delievered. Не доставлено. В контакте связаться с ним не позволяла не гордость – обида и этот напоказ выставленный статус “женат”.

Он так резко порвал с ней. Не предупредив. Не объяснив. Просто однажды не ответил на сообщение, а она ждала. Ждала июль, ждала август. Сидела на съёмной даче, смотрела на море и ждала. Теперь прошло лето, и нету никакого результата от её ожидания.

Что ж.. Надо пытаться либо разучиться ждать, либо надеяться на чудо.

Стоит или не стоит?

Стоит или не стоит?

В такт этим мыслям в окно бились капли промозглого дождя.

Заканчивался ноябрь 2009-го года.

Март, 2010-го года.

Ляман шла по улице, разглядывая себя в витринах, преисполненная сознанием собственного величия.

«Я! Я! Я!» казалось кричала она всему миру, и весь мир – деревьями, домами, заводскими трубами, бульварами, грязной речкой с гордым названием, отвечал ей:

«Ты! Ты! Ты!

Лучше всех..

Классней всех..

Прикольней всех..

Да!

Русский парень, некрасивый, но высокий, скосился на выдневшийся в распахнутой куртке вырез её майки, хлопнул ниже талии, заметив:

- Ничё, чурка. Спать можно.

Вместо спать сказан был другой глагол, на букву е, но Ляман зарделась, почувствовав себя польщённой. – Вот как, вот как! Не только для своих она хороша, не только свои глядят на неё алчными глазами, выпрашивая три минуты, только три минуты уединения. Даже хозяева нерезиновой признают её привлекательность, её сексуальность, а их мнение, пожалуй, дороже стоит, чем возбуждённое слюнотечение тупых земляков. Именно тупых. Она не сомневалась в их тупости и своём уме. Хитрюшная стерва – прошептало самомнение, когда рекламная афиша, спрятанная под стекло, отразила изгиб спины, привлекательно отвисший живот.

- Мя-у, - сказала Ляман, хлонув себя по пузу, ощутив, как хлопок эхом отозвался во всех местах её тела.

- У-вау-а, - томно произнёс полуоткрытый рот, жаждущий поцеловать – именно поцеловать светящуюся рекламу нижнего белья в фирменном магазине.

Истяирам адидас, версаче, дольче габанна,

Истяирам хам дябли гейм, хам дябли сач уйгун замана.

Почти стонала она, грубо меняя смысл в бывшем окружении её мужа культовой песни, входя в магазин, через самораскрывающуюся дверь.