Кортик

нее такая манера разговаривать. – Генка снова начал расставлять фигуры на доске. – Давай сыграем, Миша.

– Нет, – сказал Миша. – Чего дома сидеть!

Генка сложил шахматы, закрыл доску. Мальчики побежали во двор.

18. БОРЬКА-ЖИЛА

Уже май, но снег на заднем дворе еще не сошел.

Наваленные за зиму сугробы осели, почернели, сжались, но, защищенные восемью этажами тесно стоящих зданий, не сдавались солнцу, которое изредка вползало во двор и дремало на узкой полоске асфальта, на белых квадратах «классов», где прыгали девочки.

Потом солнце поднималось, лениво карабкалось по стене все выше и выше, пока не скрывалось за домами, и только вспученные расщелины асфальта еще долго выдыхали из земли теплый волнующий запах.

Мальчики играли царскими медяками в пристеночек. Генка изо всех сил расставлял пальцы, чтобы дотянуться от своей монеты до Мишиной:

– Нет, не достанешь, – говорил Миша, – не достанешь... Бей, Жила, твоя очередь.

– Мы вдарим, – бормотал Борька, прицеливаясь на Славину монету.

– Есть! – Его широкий сплюснутый пятак покрыл Славин. – Гони копейку, буржуй!

Слава покраснел:

– Я уже все проиграл. За мной будет.

– Что же ты в игру лезешь? – закричал Борька. – Здесь в долг не играют. Давай деньги!

– Я ведь сказал тебе – нету. Отыграю и отдам.

– Ах так?! – Борька схватил Славин пятак. – Отдашь долг – тогда получишь обратно.

– Какое ты имеешь право? – Славин голос дрожал от волнения, на бледных щеках выступил румянец. – Какое ты имеешь право это делать?

– Значит, имею, – бормотал Борька, пряча пятак в карман. – Будешь знать в другой раз.

Миша протянул Борьке копейку:

– На, отдай ему биту. А ты, Славка, не имеешь денег – не играй.

– Не возьму, – мотнул головой Борька, – чужие не возьму. Пусть сам отдает.

– Зажилить хочешь?

– Может, хочу.

– Отдай Славке биту!

– А тебе что? – ощерился Борька. – Ты здесь что за хозяин?

– Не отдашь? – Миша вплотную придвинулся к Борьке.

– Дай ему, Мишка! – крикнул Генка и тоже подступил к Борьке.

Но Миша отстранил его:

– Постой, Генка, я сам. Последний раз спрашиваю: отдашь?

Борька отступил на шаг, отвел глаза.

– На, пусть подавится. – Брошенный им пятак зазвенел на камнях. Подумаешь, заступник нашелся.

Он отошел в сторону, кидая на Мишу злобные взгляды. Игра расстроилась.

Мальчики уселись возле стены на теплом асфальте и грелись на солнце.

В верхушках чахлых деревьев путался звон колоколов, доносившихся из церкви Николы на Плотниках. На протянутых от дерева к дереву веревках трепетало белье; деревянные прищепки вздрагивали, наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Бесстрашная женщина стояла на подоконнике на третьем этаже и, держась рукой за раму, мыла окно.

Миша сидел на сложенных во дворе ржавых батареях парового отопления и насмешливо посматривал на Борьку. Сорвалось! Не удалось прикарманить чужие деньги. Недаром его Жилой зовут! Торгует на Смоленском папиросами врассыпную да ирисками и для блеска облизывает их языком. И отец