Заячий ремиз

-ни, еже есть, не угнах "и коня, ни вола, ни раба его". Ой, только ж памятуй, божий рабе, и блюди себе во явлении истины, а не бреши, бо зде при нас есть и ангелы предстоящи невидимо, и они словеса твои записуют, о них же и истязани будете во второе и страшное пришествие. И аще дерзнешь неправду показати, то да трясенгася, яке-крiн на земли". Тут уж он, миляга, и затрясется; а я ему подбавляю: "Да, да, да! И земля пожрет тебя, яко Дафана и Авирона, и да восприемлеши проказу Гиезиеву и удааление Иудино". И ух, посмотрели б вы, как они боялись сего Иудина удавления! Проказа Гиезиева, знаете, еще, бывало, ничего, бо они, дурни, по правде сказать, и не знают, что такое проказа; но удавления - и провалиться сквозь землю - все боятся! Страшно, знаете: что там под землей-то? Там ведь все черти! И как, бывало, до этого доклянешь, то уж разве какой отчаянный устоит, а то всяк закричит: "Буде уж вам таке страшенне читать! Я лучше в чем хотите вам скаюсь, як таковы страхи слушать".

Вот это - пожалуйте - вам юристика! А вы ну-ка без этого спробуйте по цивильным законам: вы можете достичь от человека дознать, що захочете! Отчаянному же, которого и то не брало, еще дальше было такое, что: "пожрет вас земля, и часть ваша будет с безбожными еретики. А жилище вам в вечном огне". А уж если и еще устоит и поупорствует, то в конце тетради была хорошая главка во изъяснение про крестное цолование. Сказано: "кто запрется и отцалуется на неправде - бить его кнутом по три дня и потом посадить на год, а будет про то дело сыскати нечем, то разымати пыткою..."

На этом месте я, моего читателя всепокорный слуга и автор, излагающий эту повесть, позволил себя перебить Оноприя Опанасовича Перегуда почтительным замечанием, что допрашиваемые люди могли ему не поверить, что он вправе бить их кнутом и пытать на пытке, но он отвечал:

- А это позвольте: почему же бы они мне в том не поверили? Это в книжке пропечатано?

- Книжка эта, - отвечал я, - без сомнения, была издана много раньше, чем уничтожено рабство, и пытка, и кнут?

- Извините-с! - отвечал бывший становой и достал у себя из "шуфлятки" тетрадь, содержащую "Чин во явление истины", и показал "выход", из коего видно было, что "книга сия напечатася во святом граде Москве в 1864 году индикта 6 месяца марта". И после сего Оноприй Опанасович сказал, что он имел полное право "предлагать пред очеса людей ужасный страх благоухищренным образом". И что это было очень хорошо, и никто этого порядка и не оспаривал, а, напротив, того, поелику сие на конокрадов превосходно действовало, то сельские люди очень сей закон возлюбили и почитали "выше всех томов Собрания". А за то, что Перегуд знал такой хороший закон, какого другие не знали, добрые люди его "поважали, а злодии трепетали", а оттого ему пришли разом великая польза и превеличайший вред, ибо он, с одной стороны, надеялся, что скоро после сего мог бы по сим правилам всем руководить и править даже до века, а с другой, его настиг злой рок в том, что, по выводе всех конокрадов,