На задней парте. Книга вторая (ЛП)

эти руки

Нас успевали

защитить и пожалеть,

А мы смотрели с братом

только на зарубки

На косяке дверном,

мечтая повзрослеть.

И дождик летний капал,

и земля парила,

И, как в войну,

мы продолжали в жизнь играть,

И всё, что раньше

мама нам ни говорила,

Мы начинаем

только-только понимать:

Почему так много

было кукурузы,

Почему в апреле

запахи острей,

Почему зимою

хочется арбуза…

А вообще-то было

всё, как у людей.

И тот пьянящий запах

новеньких сандалий

И в кульке за рубль

десять карамель,

И в шариковой ручке

радостный Гагарин…

Так ничто не может

радовать теперь.

Ну, раз в году, хотя бы,

кажется, так просто

Вернуться к тихой радости

родимых глаз,

Но мы спешим к вершинам

творческого роста,

И мамы, понимая,

не тревожат нас…

И ждут, и врут опять

немножечко соседям,

Похлёбывая тот же

ягодный кисель,

Что, может быть,

на Новый год домой приедем,

А нас несёт опять

за тридевять земель.

Но, как с пластинки пыльной,

Пляжный визг нам слышен,

Память наша плёнкой

рвётся, как в кино…

И как же мы бессильны

Пирожками с вишней

Возвратить ту радость

детства своего.

Ну как же мы бессильны

Пирожками с вишней

Возвратить ту радость

Детства своего…»

Отзвучал последний аккорд, из моей груди вырвался легкий вздох. Минорное настроение тут же прошло, когда над парком вновь зазвучала гитарная музыка.

«Мой отец алкоголиком не был,

Хоть и выпить считал -- не грешно.

Хорошо было с водкой. И с хлебом.

Не всегда было так хорошо.

Тридцать лет профсоюзных событий,

Ни прогулов, ни громких побед,

Восемь грамот, привод в вытрезвитель,

И награда за выслугу лет.

Люди будущего -- на фронтонах ДК.

Да задумчивый стих Окуджавы.

И, как цены, волненья снижались тогда.

За прекрасное "завтра" державы.

Очень рано отца хоронили.

Очень много, казалось ему,

Мы неправды тогда говорили,

Да все думал -- видней наверху,

Верил Сталину, верил Хрущеву,

Верил, верил, работал и пил.

И быть может, пожил он еще бы,

Если б он алкоголиком был.

А с фронтона ДК, как и прежде, глядят,

Те слепые красивые лица.

И все так же, как прежде,

Лет тридцать назад,

Радость в гипсовых белых глазницах.

Не сорваться бы, не закружиться.

Да мозги бы свои не пропить,

Да молитвы читать научиться,

Чтоб отца и детей не забыть.

Жизнь и боль -- вот и все, что имею,

Да от мыслей неверных лечусь.

А вот правды сказать -- не умею,

Но, даст Бог, еще научусь.

А вот правды сказать не умею,

Но, даст Бог, еще научусь»..

-- Но мне бы -- не хотелось помнить о плохом, Makoto, продолжил я, после небольшой паузы.

Потом была «Могилянка», выпуск и переезд сюда. В Страну Восходящего Солнца. А что касается отца, то все мы –- Смертны, ибо такова наша жизнь.

Makoto кивнула, а я, тем временем снова взял в руки гитару:

«Жизнь играет с нами в прятки,

«Да» и «Нет» -- слова загадки,

Этот мир, этот мир, дивный мир.

Время разлучает часто,

с теми, кто нам дарит счастье,

Это жизнь, это жизнь, наша жизнь.

Мы вместе с птицами

в небо уносимся,

Мы вместе -- звёздами падаем,

падаем вниз.

Любим, верим, грустим,

ошибаемся,

В сердце бережно

память о прошлом храним.

2.

Над Землёй встают рассветы,

травы в пояс клонят ветры,

День за днём, день за днём,

день за днём.

Хитрое переплетенье,

смеха, слёз, удач, сомнений.

Это жизнь, это жизнь,

наша жизнь.

Мы вместе с птицами

в небо уносимся,

Мы вместе -- звёздами

падаем, падаем вниз.

Любим, верим, грустим,

ошибаемся,

В сердце бережно

память о прошлом храним.

Мы вместе с птицами

в небо уносимся,

Мы вместе -- звёздами

падаем, падаем вниз.

Любим, верим, грустим,

ошибаемся,

В сердце бережно

память о прошлом храним.

3.

Подними глаза, прохожий,

мы с тобою так похожи,

Мы молчим, мы молчим, мы спешим.

Верим, чтобы обмануться,

и уходим, чтоб вернуться,

Снова жить, добрый мир –-

вновь открыть.

Мы вместе с птицами

в небо уносимся,

Мы вместе -- звёздами

падаем, падаем вниз.

Любим, верим, грустим,

ошибаемся,

В сердце бережно

память о прошлом храним».

Музыка затихла. Я поднялся и увлек Makoto за собой:

-- Ну, что, пошли? У нас сегодня довольно много

работы, ребята в Совете, наверное, уже собрались и ждут нас.

Makoto бросила взгляд на свои наручные часы. Улыбнулась.

-- Нам пора…

Я был рад, что мне удалось развеселить ее, да и настроение у моей однокурсницы и собеседницы заметно улучшилось.

Урок 18. «Учение –- Свет, или встреча в Токийской Национальной Библиотеке».

Завтрак был царским. На kotatsu передо мной стояли куриный суп miso, блины с рисом и грибами, абрикосовое парфе «Хиросима» и зеленый чай. Mikan сидела напротив меня и с неким присущим только ей задором оглядывала сервировку.

-- Ну, что, спросила женщина, глядя на меня. Можно начинать?

Я кивнул.

-- Приятного нам всем аппетита.

Одновременно мы взяли столовые палочки и принялись за еду. Лишь когда первому голоду был положен разгромный конец Mikan, будто на что-то намекая -- заговорила: