Холопка

— Тогда я вас раскрутила бы, — сказала Раиска мечтательно. — Помните, как у Пушкина? «Воспоминание безмолвно предо мной свой длинный развивает свиток». Всю вашу прошлую жизнь, как киноленту, я просмотрела бы… каким вас видели посторонние люди. Все ваши недостойные и бесчестные поступки, которые вы, наверняка, совершили…

— Я не много нагрешил, — отозвался он, отнюдь не сердясь. — Я вообще-то положительный. Ну, так… мелкие грешки. У кого их нет!

— У ангелов, — подсказала она.

— Разве что… А как называется та книга, из которой ты вычитала эти глупые, занятные идеи, и кто ее автор?

Раиска назвала ему и автора, и книгу обещала принести.

— Принеси, — сказал он. — Можешь прямо сейчас, а я пока попасу твою корову. Как ее по имени-отчеству?

— Она у нас молодая, можно просто по имени — Белка.

— Я присмотрю за нею. Она мне нравится.

— А как же ваше дворянское достоинство? — напомнила Раиска. — Разве оно не пострадает? Разве оно позволит вам быть у холопки в пастухах?

— Оно уже страдает от того, что я слушаю твои занятные бредни. Но ты разогнала мою тоску, благодарю.

Раиска за книгой не пошла. Подождет, не велик барин. Она была в ударе и свободно переходила от одной темы к другой. Рассказала ему и про ведическую цивилизацию, и про «Простую симфонию», и про Винченцо Филикайя, и стихи почитала…

Он не стал ее ни в чем уличать, но она не преминула просветить его и насчет иносказания во всяком истинно художественном произведении.

Беседа их шла вполне дружески, только в одном месте они запнулись.

— И все-таки, что за женщина изображена мозаикой на дне ручья? — спросила Раиска. — Это ваша жена?

— Ты поступаешь бестактно, — заметил он и нахмурился.

И вот, словно оттого, что он нахмурился, вдруг прогремел гром. Откуда взялась туча? Раиска встала, посмотрела на небо. Туча заходила как раз со стороны ее деревни.

— Ты не успеешь добежать до дому, — предостерег он.

— Успею! — беспечно отмахнулась Раиска, и опять села.

Он стал убирать под навес свои вещи: куртку, полотенце, обувь… тоже озабоченно оглядывался на небо.

— Я не сказала вам еще вот что, — продолжала Раиска. — Есть память и у природы… на молекулярном уровне. То есть, у воды, у травы, у этих листьев. Когда-нибудь люди научатся считывать и ее. Вот тогда всё, что происходило хоть бы здесь, в Яменнике, наши потомки могут просмотреть от начала до конца. Было ли здесь барское поместье, был ли сад, форель в ручье, конюшня с породистыми лошадьми. И даже то, что вот мы сидим и разговариваем, вы и я, тоже отражается в памяти этой воды в пруде. В листьях вот этой осинки и в иголках можжевельника… И как я доила для вас корову Белку, как вы швыряли котелок через пруд… Все наши поступки потом будут оценены нашими потомками и судимы ими по справедливости.

— Это ты тоже вычитала в той же книжке, несчастная холопка? — спросил он и опять оглянулся на приближающуюся тучу.

— Нет, в другой… Но того же автора.

— Ты меня заинтриговала. Иди сейчас же и принеси их мне.

— Я выполню ваше повеление только в том случае… — тут Раиска помолчала, не зная, как лучше выразиться, — в том только случае, если скажете, чей портрет вы камешками выложили в ручье.

Он сел на траву, спустив ноги к воде, ломал сухой прутик и кидал в воду. Лягушки громко перекликались от берега к берегу. Наступил тихий предгрозовой час.

— Почему так печальна эта женщина на портрете? — настойчиво спрашивала Раиска.

Он молчал.

— Это ваша жена? Отвечайте, когда вас спрашивают. Я не ради любопытства, мне это очень важно.

— Она умерла, — сказал он негромко. — Еще вопросы есть?

— Извините, — смутилась Раиска.

Опять гром прогремел. Она встала с кресла и посмотрела на небо. Уже несколько капель принесло ветром.

— Порядочные люди в таких случаях приглашают гостью в дом, — сказала Раиска в пространство.

— Нет, не приглашу, — отозвался хозяин. — Это неприлично: молодой девушке лезть в палатку к малознакомому мужчине… Нет, как хочешь, а это сверх всякой меры.

Раиска засмеялась, словно заранее знала его ответ.

— Побегу, — сказала она и побежала, скрылась за деревьями и кустами.

Порывом ветра взморщило поверхность пруда, затрепетала листва деревьев и кустов. Первые капли упали…

Порыв ветра с новой силой обрушился на Яменник откуда-то сверху, поднимая с воды широкие листья кувшинок. Листья эти хлопали по воде, белые бутоны стремительно передвигались туда и сюда. Тяжелые дождевые капли просыпались на полотно палатки. Хозяин ее сидел неподвижно, потом встал и укрылся в своем жилище.

Палаточка волновалась под ветром. По слюдяному оконцу уже потекли дождевые струйки.

— Ой! — послышалось совсем рядом.

И на берег пруда выскочила Раиска. Дождь как раз хлынул, прибивая к ее телу легкое платье.

— Барин! — закричала она. — Ваше сиятельство! Не успеть мне до дому. Приюти!

И не дожидаясь приглашение или разрешения, шмыгнула под тент.

— Прежде, чем войти, помой ноги, — проворчал хозяин. — Глянь, у тебя коленка в грязи.

Она не обиделась, пояснила:

— Трава стала скользкая… Шлепнулась я.

Потерла колени мокрой рукой, но тут молния взблеснула и гром ударил. Раиска шмыгнула в палатку. Но, оказавшись здесь, не знала, как сесть, как повернуться. А хозяин вольготно лежал на мягкой постели.

Раиска сидела перед ним на корточках.

— На тебе все мокрое, — заметил он. — Раздевайся и залезай в спальный мешок, вот он. Платье потом просушишь у костра, когда гроза пройдет.

— Еще чего, — хмыкнула Раиска. — Ишь, раздевайся… Не много ли хотите?

— То-то не видал я вашей сестры, — отозвался он спокойно. — И тебя тоже видел, холопка. Не шибко-то ты меня и взволновала. Раздевайся и марш в спальный мешок. Он на гагачьем пуху! Когда ты еще будешь иметь такую возможность!

— А вообще-то чего я боюсь? — спросила у себя самой Раиска и скинула платье через голову.

Неумело забралась в мешок. Это оказался замечательный мешок, в нем было сухо и тепло.

— Почему дрожишь? — спросил он. — Озябла? Инфлюэнцу схватишь.

— Я волнуюсь, — призналась она. — Влезла вот, как в пасть к удаву… Может быть, ты насильник или маньяк. А я, дура, доверяюсь.

— Не болтай глупостей, — строго сказал он. — Могу предложить рюмку коньяку… чтоб не простудилась.

— Хотите подпоить?

— Ну, не пей. Коньяк у меня хороший, французский. Кто в нем толку не разумеет, тех лучше не угощать.

Опять молния блеснула, и гром сотряс небо и землю.

— Хочу французского коньяку, — заявила Раиска.

И он откуда-то достал бутылку, две рюмки, налил этак благоговейно, посоветовал:

— Пей маленькими глотками.

— Да тут всего один глоток, — возразила Раиска. И выпила разом.

Стало совсем хорошо. Она так и сказала:

— Как хорошо! Пью французский коньяк… в чужой палатке, с чужим человеком. Стыд и срам! А мне так хорошо. Почему? Потому, что вообще жить на свете хорошо. Вы со мной согласны?

— Частично. Не вообще хорошо, а только в этом лесочке. Я здесь очень славно пожил. Кстати, как зовут этот лесок?

— Яменник.

— Я насладился тишиной, — продолжал он мечтательно. — Такой тут дикий мир… с лягушками, с птахами, со стрекозами над водой… Хорошо пожил.

— Надо сказать «живу», а не «жил».

— Можно и в прошедшем времени. Завтра снимаюсь и уезжаю.

Раиска тотчас опечалилась.

— Не уезжайте, — попросила она растерянно. — Я буду приходить в гости, чтоб вам не скучно было.

Он молчал.

— Вы же хотели еще прочитать две книги! Одна, кстати сказать, так и называется — «Хорошо живу». А вторая про озеро… и про любовь…

Гроза между тем разыгралась не на шутку. Как раз над их палаткой разверзлись небеса, и ливень превратился прямо-таки в водопад. Полотно крыши прогибалось, но не промокало.

— Как у вас хорошо! — сказала Раиска, выпрастывая обе руки из мешка, и села. — Никогда не бывала в таких апартаментах… Как тут уютно!