Барабаны пустыни

Вновь Абдель Басит спешит к управляющему. Просит отпуск якобы из-за болезни отца. Снова уговоры и унижения. Ему дали всего лишь один день.

Абдель Баситу и на этот раз повезло. Попутный грузовичок, нагруженный до самого верху мешками с мукой и сахаром, ящиками с углем, бутылями с маслом, после пятичасовой тряски доставил его в родную деревню.

Едва увидев приближающегося к дому Абдель Басита, отец встретил его криками и ругательствами:

— Ее надо проучить! Мерзавка!

— Ты о ком это? — в недоумении спросил Абдель Басит.

— О ком?! Да о твоей жене! Сейчас же разводись с ней. Чтобы ноги ее не было в моем доме.

Тысячи разных мыслей закружились в голове Абдель Басита.

— Что такое стряслось? Что-то очень серьезное?

Отец же продолжал твердить свое:

— Развод. Ни о чем другом я и слышать не могу.

— Но пусть она скажет хоть слово, — пытался защитить жену Абдель Басит. — Что она тут натворила?

— Я тебе сказал — разводись, и баста, — продолжал настаивать отец. — Обо всем я расскажу тебе после. Гони ее в шею. Свинья этакая. Лежебока!

Все попытки уговорить отца ни к чему не привели. Маруб собрал все ее вещи в сумку и ждал, что предпримет его сын. А бедняжка стояла за дверью и плакала безутешными слезами. На все расспросы Абдель Басита она лишь всхлипывала в ответ.

А отец знай свое:

— Она должна сейчас же убраться отсюда. Сегодня же. Если нет — лишу тебя наследства. Не оставлю тебе даже паршивой овцы. Никому не позволю держать в доме эту бесстыдницу!

Никто не смел сказать ни слова. Гремел лишь голос Маруба:

— Она мне понравилась, я заботился о ней, а теперь я ее видеть не хочу. Немедленно разводись!

Что оставалось делать Абдель Баситу?

— Ты свободна, свободна, свободна, — произнес он слова, ставящие точку на его семейной жизни.

Какой грех совершила его жена? Сколько тайн хранит в себе эта скрытая за покрывалом женщина!

Услышав традиционные слова, принятые объявлять при разводе, Маруб моментально успокоился. Тогда Абдель Басит осмелился робко спросить, что же все-таки произошло. На что старик спокойно ответил:

— Я приказал ей, чтобы она подогрела воду, а она, бесстыдница, знаешь что сделала? Заснула, и я битый час ждал, пока она соизволит прийти. Этакая лентяйка!

Мир словно перевернулся в глазах Абдель Басита. Он чуть было не сгорел от стыда на месте. Боже, как же он виноват перед ней! Перед этой забитой бедняжкой.

Первой же попутной машиной он вернулся в город. На свой завод. С болью в сердце и горечью в душе. И с тех пор всякий раз, когда раздавался телефонный звонок, его бросало в дрожь и он слезно молил всемогущего аллаха, чтобы тот избавил его от этих «Немедленно приезжай!».

Перевод В. Шагаля и Н. Фетисовой.

Подарок юбиляру

Сулейман Шанабу — рядовой рабочий. Вот уже много лет зарабатывает он на хлеб, отдавая свой труд одной из крупнейших в мире нефтяных компаний. Вместе с ним гнут спину армии рабочих, легионы служащих, полки экспертов, целый рой разного рода секретарей и секретарш — мужчины и женщины, нанятые со всех концов света. Людей здесь удивительно много, но воспринимаются они не как отдельные личности, а как некое огромное животное на службе компании. Капиталы компании бессчетны. На всех континентах у нее филиалы, отделения и представительства. Компания только и знает, что ищет повсюду нефть и выкачивает ее из недр земли всеми известными способами. На алтарь нефти брошены новейшие научные достижения, коварные политические махинации, полчища изощренных экономистов и хитроумных специалистов. У компании длиннющие и цепкие щупальца и огромные ножищи. Есть у нее и глаза, и уши, шесть или даже семь органов чувств. Каких только людей не встретишь в ее бесчисленных кабинетах! Величественные лысые директора разных рангов, заплывшие жиром чиновники, склонившиеся над кипами сверхсекретных документов, в окружении сейфов разных конфигураций и систем, гор бумаги, бесконечных лент набегающих друг на друга цифр.

Рабочих поставляет компании агент-посредник. Трудятся они от зари до зари за жалкие сорок пиастров в день и скудное пропитание. Этому агенту на откуп отданы все отношения с местными рабочими. Он царь и бог во всей округе, высший носитель власти, никого и ничего не боится; для себя он твердо усвоил одну истину, которой придерживается всегда и во всем: главное — ладить с начальством.

Случилось так, что однажды забастовали рабочие местных нефтеразработок — обитатели палаточного городка в пустыне. Прибыл представитель правительства. Объехал на машине убогий, нищий городишко, сквозь кисею занавесок ознакомился, так сказать, с жизнью трудового люда и, не сказав никому ни слова, направился в кабинет директора отделения компании. Когда он остался наедине с человеком, который олицетворял здесь компанию, между ними состоялся откровенный разговор. Директор явно угадал мысли своего собеседника — тот вышел из кабинета удовлетворенный. Ни одной душе, кроме разве красивой, улыбчивой секретарши, вручившей ему пухлый конверт, так и не удалось понять истинную причину его хорошего настроения.

А тем временем бедняга Сулейман Шанабу молча сидел и, терзаемый заботами, пытался сообразить, как распределить свой заработок таким образом, чтобы его хватило и на питание, и на одежду для детей, и на многое другое. Эти ежедневные подсчеты уже давно вошли у него в привычку. Жил он в квартале, где все дома были выстроены из ржавого железа, обрезков жести и наскоро сколоченных деревянных каркасов. Насквозь проржавевшие цинковые листы служили крышей его убогой лачуге. Спасаясь от холода, который норовил проникнуть в жилище, Сулейман затыкал многочисленные дыры ветошью. В дождливые дни к домам нельзя было подойти. Окруженные со всех сторон грязью, они терпеливо ждали, когда жаркие солнечные лучи осушат землю и многочисленные тропинки снова соединят между собой дома. Десятки раз весь квартал затопляло водой. Казалось, что жизнь покинула его навсегда, но проходило совсем немного времени, и он вновь возрождался. А сердобольные отцы города, отзываясь на страдания своих братьев, спешили облегчить их мучения и раздавали потерпевшим по килограмму риса или муки на семью. Этих щедрот не хватало не то что на обед, но и на ужин. Голод, холод и проливные дожди. И вновь стены домов в городе украшали плакаты: «Неделя помощи жертвам наводнения», «Неделя помощи голодающим». Некоторые раскрывали свои тощие кошельки, другие слезно молили аллаха помочь несчастным, облегчить участь пострадавших, третьи не делали ни того, ни другого. Пожертвования вносили, как правило, люди среднего достатка, да и те, кто победнее. Богатые же, громче всех взывая к милосердию аллаха, не давали ничего.

После очередного наводнения делегаты пострадавших с трудом пробились к губернатору, в его застланный коврами роскошный кабинет. Не предложив им даже сесть, облеченный высокой властью чиновник встретил посетителей словами назидания и упрека:

— Подумайте только, они пришли сюда жаловаться. Да поймите же вы наконец: не потоки воды обрушились на вас, а вы сами преградили им путь. Разве можно было там строить дома? Конечно, нет. Для жилья это место непригодно.

— Перебирайтесь как можно скорее на новые земли, — вторил губернатору его заместитель, — и все будет в порядке…

Выслушав добрые советы и пожелания, делегаты ушли, воздав должное мудрости провинциальных властей.

— О аллах, — вскричал Сулейман, выходя из здания резиденции губернатора, — если бы не страх за детей, которые останутся после меня сиротами, клянусь, я бы свернул этому увещевателю шею. — И, сжав в гневе кулаки, тихо добавил: — Не хочу, чтобы они шлялись по улицам и просили милостыню…

Наступал Новый год, снова разливалась река, затопляя все вокруг. И вновь первые страницы газет заполняли репортажи с места событий. Из репродукторов неслись сводки, их сменяли комментарии и информации. «Его превосходительство губернатор лично посетил зону наводнения». Фотографии. Призывы. Передовицы. Броские заголовки. И опять килограмм риса, горсть ячменя или килограмм муки. Новые дыры, заткнутые тряпьем.