Современная датская новелла

— Вы Альфред? — заикаясь, сказала она.

— Так точно, — ответил Альфред. — Шикарно здорово, что вы пригласили меня, фру. — Он протянул огромную лапу, и мать Иба с ужасом прикоснулась к ней.

— Боже милостивый, — сказала тетя Ида.

— Пойдем, Альфред. — Иб потащил друга за собой. — Мы будем пить шоколад.

— Какой ужас, — прошептала мать Иба тете Иде. — Я думала, что он мальчик. Что же мне с ним делать, не могу же я угощать его шоколадом.

— Лучше угощай шоколадом, — сказала тетя Ида. Она была убеждена, что, если Альфреда обидеть, он их обеих изнасилует и убьет.

— Помоги мне, — дрожащим голосом попросила мать.

Обе женщины отправились на кухню и налили шоколаду в кофейник. Когда они принесли его в комнату, Иб и Альфред уже сидели за столом.

— Вот здорово, — сказал Альфред, разглядывая флажки и бумажных куколок.

— А шар ты можешь взять с собой, когда будешь уходить, — сказал Иб. — Правда, мама?

— Конечно, если господин Альфред захочет его взять. — Мать Иба трясущейся рукой разливала шоколад.

— А если ты хочешь взять желтый шар, мы можем поменяться, — с готовностью предложил Иб.

Альфред ответил, что ему больше нравятся красные шары.

— Ваш муж работает на паровозе, — любезно сказал он матери Иба.

— Что вы такое говорите? — Она с изумлением воззрилась на него.

— Боже милостивый, — сказала тетя Ида.

— Вот сливки. — Иб покраснел до корней волос.

Мать Иба предложила пирожные, у нее было такое чувство, что все это ей снится. Она никогда не бывала в таком ужасном положении и не знала, как из него выберется.

Альфред жадно ел пирожные и выпил бесчисленное количество чашек шоколада. Причем всякий раз издавал звук, напоминавший кряканье уток в воде, только во много раз более громкий.

— Боже мой, — сказала тетя Ида, а мать Иба вынуждена была опереться на спинку стула.

Наконец Альфред насытился, сказал, что больше ничего съесть не может.

— Сыт по горло. — Он открыл рот с двумя зубами и пальцем ткнул в горло, чтобы было ясно, как он сыт.

Губы тети Иды двигались, но она не могла выговорить ни слова.

— Теперь попьем сока, — радостно сказал Иб. — Ты можешь пить, сколько хочешь.

— Да, Иб говорил, что вы очень любите сок, — растерянно сказала мать Иба.

— Тоже правильно, — ответил Альфред, наливая себе большой стакан.

Мать Иба лихорадочно соображала, что ей с ними делать после еды. Первоначально она собиралась послать мальчиков играть. Теперь же она никак не могла этого сделать. Но ей не пришлось решать этот вопрос. Иб все устроил. Он попросил Альфреда продемонстрировать свое искусство.

— Пошевели ушами, — сказал он. — Покажи маме.

Альфред изо всех сил задвигал ушами. Он понимал, что в такой ситуации он обязан стараться.

— Он может даже шевелить одним ухом, — с гордостью произнес Иб. — Попробуй.

Альфред пошевелил правым, затем левым ухом.

— Боже милостивый, — сказала тетя Ида.

— Покажи им фокус с кроной, — потребовал Иб.

— У вас есть крона, фру? — спросил Альфред.

Мать Иба в полной растерянности пошла за кошельком. За ней последовала тетя Ида.

— Хватит ему и пяти эре, — прошептала она.

Альфреду дали пять эре. Он положил монету в свой большой кулак и сделал им несколько странных движений в воздухе. Затем разжал руку, монета исчезла. Тетя Ида порадовалась, что она отсоветовала давать ему крону.

— Посмотрим, не найдем ли мы ее, — сказал Альфред и подошел к Ибу.

— Нет, — сказал восхищенный Иб, — попробуй лучше с мамой.

Альфред несколько поколебался, затем подошел к матери Иба.

— Мне кажется, что у вас что-то сидит в носу, — сказал он. Ухватился за ее нос двумя черными пальцами и сделал вид, что тащит что-то. Через мгновение монета в пять эре лежала у него в руке.

Мать Иба попросила дать ей воды.

Иб был в восторге и полон гордости за Альфреда.

— Сделай фокус с тетей Идой, — попросил он.

— Фокус нельзя повторять дважды, — быстро сказала тетя Ида.

Альфред развлекал их своими фокусами, пока мать Иба не сказала, что теперь ей нужно готовить обед.

— Тогда я исчезаю, — сказал Альфред. — Спасибо, фру. Здорово шикарно с вашей стороны было пригласить меня.

Мать Иба с трудом выговорила, что это для нее удовольствие.

Альфред ушел с красным шаром. Он было забыл о нем, но Иб ему напомнил. Иб стоял в дверях и махал ему рукой, пока тот шел по садовой дорожке с шаром на ниточке.

— Я завтра к тебе приду, — крикнул Иб.

А мама Иба и тетя Ида поторопились распахнуть настежь все окна. Тетя Ида ходила вокруг и нюхала.

— И за несколько дней не выветришь этого запаха, — сказала она.

— Ужасно. — Мать Иба с трудом удерживалась от слез. И как объяснить мальчику, что ему не следует более ходить к этому ужасному человеку?

— Знаешь что? — сказала тетя Ида. — Я возьму его к себе. Он поживет у меня и забудет.

— Замечательно, — сказала мать Иба.

Когда Иб вошел, ему сообщили новость. Он поедет с тетей Идой и будет жить некоторое время у нее в городе.

Иб сначала обрадовался, ему нравилось жить у тети Иды, но вдруг задумался.

— Я не смогу быть так долго без Альфреда, — сказал он.

— Чепуха, — ответила тетя Ида. — Мы пойдем в театр, в зоологический сад, в другие места. У тебя просто не будет времени думать о нем.

Обе женщины пошли в кухню готовить обед. Иб убежал в сад.

Через полчаса пришел отец Иба. Иба позвали обедать, но мальчик исчез. Его напрасно звали.

— Сядем за стол, — сказала мать Иба, — он придет.

Они только начали обедать, как вбежал Иб, красный, запыхавшийся.

— Где ты был? — спросила мать.

— Прощался с Альфредом.

Женщины переглянулись.

— И знаешь что, тетя Ида, — сказал Иб голосом, полным восторга, — Альфред приедет к нам в гости, когда я буду жить у тебя. Он обещал.

— Боже милостивый, — сказала тетя Ида.

Тове Дитлевсен

Две женщины

_{Перевод В. Мамоновой}

Дом стоял в низине, на задах было пшеничное поле, а спереди, вверх по склону, густая трава, дикий малинник и у самой калитки несколько кривых сосенок, прикрывавших дом с дороги.

Когда они приехали, пшеница еще только зеленела, и Осе ходила в своем исландском свитере и длинных брюках, а Ибен она отдала запасную фуфайку, не такую красивую, но тоже очень теплую. Приехали они обе бледненькие, и Осе, бесцветная от природы, почти и не переменилась за лето. Зато Ибен стала преображаться на другой же день, как показалось солнышко. Зубы словно бы побелели, а белки глаз заблестели влажным фарфором на фоне посмуглевшей, упругой кожи. Ворот старенькой вылинявшей туристской рубашки она носила широко расстегнутым, и видна была голубоватая тень в ложбинке между тяжелыми грудями. Странное сочетание: голова мальчишки, а тело женщины.

— Мучение одно, — говорила она, раздраженно подпихивая груди повыше, — можно подумать, десятерых родила.

А Осе косилась на свои холмики, почти и не увеличившиеся с тех пор, как ей было четырнадцать, и вздыхала завистливо:

— А мне бы хоть чуточку побольше.

Ей, однако же, не понравилось, когда Ибен, деловито поджав строгие губы, пощупала их короткими, крепкими пальцами и улыбнулась:

— Господи, да они у тебя чудненькие.

В тот вечер Осе пошла прогуляться одна. Она заметила, что запахи поля и елового леса ощутимее, чем в день их приезда. Окошки хутора, куда они ходили за молоком, светились желтыми квадратиками, как в вагонах поезда, и она попыталась представить себе, что у них сейчас делается внутри. Муж, наверно, сидит слушает радио, а жена штопает чулки, выуживая их один за другим из высокой плетеной корзинки рядышком на полу. Потом, зевая и потягиваясь, встанут, поглядят в окошко, что за погода, обсудят завтрашние дела и тихонечко улягутся, чтоб не разбудить ребят, и желтые квадратики погаснут, и ночь осиротеет. Закрылись глаза на всем белом свете, спят города, спят дома, спят поля.